Мэгги Блу и Тёмный мир. Анна Гудолл
газетными киосками. Впрочем, Мэгги ничего этого не замечала – она смотрела на посетителей. Глаза Мэгги стали ещё больше, чем всегда, а на лбу проявилась глубокая складка, выдававшая сосредоточенность.
Женщина отчитывала своего маленького сына за то, что он опрокинул кофе. Её голос был взволнованным и сердитым; мальчик плакал.
На самом деле женщина разозлилась вовсе не из-за кофе.
Если бы кто-нибудь обратил внимание на Мэгги (но взрослые, как правило, не верят, что от детей может быть хоть какой-то толк), он бы увидел, что складка на переносице обозначилась ещё резче. Мэгги пыталась понять…
Это был не тот бурлящий дикий гнев, какой испытывала мама Мэгги, когда их бросил отец. На самом деле – вообще не гнев. Больше походило на то, что женщина слишком взвинчена.
Вдруг в мозгу словно что-то щёлкнуло, и всё встало на свои места. Мэгги поняла. Почувствовала. Женщина рассталась с другом или близким человеком. Они поругались или поссорились – что-то типа того. Несмотря на гнев, эта женщина чувствовала себя очень-очень одинокой…
На глаза Мэгги навернулись слёзы.
– Что ты уставилась?
Посетительница заметила её.
Мэгги открыла рот, но не произнесла ни слова. Как она могла объяснить ей?
Она вспотела, к щекам прилила кровь, и Мэгги покраснела. Женщина обняла сына.
– Прекрати на нас пялиться! Это невежливо.
Теперь они были едины – вдвоём против неё. Их собственная стычка позабылась. Мэгги почувствовала, как на неё накатывает уже знакомая алая волна.
Почему люди ведут себя так отвратительно? Она всего лишь хотела помочь!
Мэгги встала, с такой силой оттолкнув стул, что он отлетел к соседнему столику. Она вышла из кафе, хлопнув дверью, но напоследок успела услышать, как женщина пробормотала:
– Странная девочка.
Мэгги быстро шла по темнеющим улицам – мимо прилепившихся друг к другу домиков с террасами с жёлтым светом, льющимся из окон. Она опаздывала.
Мэгги спешила не ради своей тёти Эсме – той всё равно, когда она вернётся домой, что будет делать и зачем. Она торопилась ради мамы и их еженедельного созвона – в пять часов вечера каждый четверг.
Мэгги срезала путь по переулку возле церкви и вышла к стоящим полукругом одинаковым причудливо украшенным домикам, от которых путь лежал обратно на хай-стрит и к Милтон-Лодж.
Милтон-Лодж был странным домом, выглядевшим так, словно тут обитали призраки. Он располагался в стороне от хай-стрит, на поросшей мхом гравиевой дороге, где вода после дождя часто собиралась в огромные лужи. Здесь, в однокомнатной квартире на первом этаже, и жила тётя Эсме.
Мэгги поплелась к двери. Зимняя тьма опустилась внезапно, как это всегда бывало, а фонарь с датчиком движения перестал работать. Мэгги, тем не менее, сумела разглядеть комок довольно густой шерсти – одноглазого кота, который, кажется, был ничьим, но частенько сидел на коврике у двери дома. Проходя мимо, Мэгги погладила его. Старый кот коротко, но громко мурлыкнул и посмотрел на неё, надеясь, что Мэгги позволит ему убраться с холода и войти в дом.
– Прости, котик. Я бы впустила, но ты же знаешь, что Эсме тебя терпеть не может.
На самом деле это странно, потому что тётя Эсме, казалось бы, равнодушно относилась ко всему на свете. Кроме этого кота. Он был старым потрёпанным зверем, отставным уличным бойцом – судя по тонким рваным ушам. Из-за единственного глаза создавалось впечатление, будто кот весело подмигивает ей. И Мэгги могла поклясться, что порой он мурлычет что-то похожее на джаз. Впрочем, она часто воображала разные вещи, которых на самом деле не существовало.
– Может, завтра.
Это вроде бы удовлетворило кота. Опустив круглую голову, он снова принялся наблюдать за машинами, проносившимися по тёмной узкой дороге.
Едва войдя в унылый пыльный коридор, Мэгги услышала телефонный звонок.
– Чёрт!
Она бросилась открывать дверь квартиры № 1, но ключ поворачивался в замке хитрым образом, и теперь, когда Мэгги поспешила, он застрял. А гудки, казалось, становились всё пронзительнее и пронзительнее. Мэгги почти слышала мысли своей матери: «На эту девчонку ни в чём невозможно положиться. Она пропащая».
Наконец дверь распахнулась. Мэгги ринулась в гостиную и схватила старый телефон с чёрным диском – вероятно, последний, который ещё использовался, а не стоял в музее.
– Алло?
– О, ты здесь? Я уж и не думала, что ты возьмёшь трубку.
– Я… я принимала ванну.
Мэгги сама не знала, зачем соврала, но врала она маме часто. Это была привычка, инстинкт самосохранения.
– Ты же знаешь, что мы созваниваемся в пять вечера каждый четверг. Это единственное, о чём я прошу.
– Я не думала, что уже так поздно.
– И не выливай всю горячую воду Эсме. Ванна в пять часов?
– Прости.
– Не передо мной извиняйся. Это