Война роз. Троица. Конн Иггульден
а на троне в Лондоне так и не было короля, и только герцог Йоркский правил от его имени, значась «Защитником и Радетелем королевства». До этого Англия уже имела долгую историю регентства – покровительства над королевскими детьми; Генрих и сам в свое время имел надобность в хороших людях, которые правили страной от его имени, когда он в детстве унаследовал трон. Но не было еще в английской монаршей власти прецедента безумия, зловещим пятном перешедшего, несомненно, от матери Генриха, с ее французского правящего древа.
Дерри был подвергнут тщательному обыску. Убедившись, что при нем нет оружия (во всяком случае, такого, какое они могли бы найти), стражники объявили о приходе визитера и открыли перед ним дверь во внутренние покои.
Войдя, Дерри первым делом увидел королеву, которая сидела со своим супругом за ужином. На первый взгляд казалось, что король Генрих, как ни в чем не бывало, сидит, склонившись над тарелкой с супом, только в несколько квелой позе. И лишь затем становились видны веревки, путами крепящие монарха к спинке стула, чтобы тот не упал, пока стоящий рядом слуга кормил хозяина с ложки. С появлением постороннего слуга чутко поднял голову. По мере приближения стало видно, что Генриху спереди подвязан нагрудник, как малому дитяте, и супа туда накапало едва не столько же, сколько в рот. По треугольному разрезу безвольных, полураскрытых губ стекал наваристый бульон. Стоя в коленопреклоненной позе, Дерри заслышал негромкое бульканье: монарх поперхнулся проглоченным.
Капитан Хоббс дальше порога не двинулся, дверь закрылась у Дерри за спиной. Молодая королева, блестя глазами, встала со стула.
– Дерри, да у вас голова как яйцо! – тревожно-радостным возгласом встретила она вошедшего. – На ней почти не осталось волос!
– Да, ваше высочество. Францисканец, что управлялся с бритвой, оказался на редкость усерден.
Поднимаясь с колен, он неожиданно для себя покачнулся: тепло в комнате и голод накатили волной слабости. При виде его состояния улыбка королевы потускнела.
– Хамфри, помогите мастеру Брюеру сесть, иначе он упадет. Быстрее, он близок к обмороку.
Дерри, ощущая в себе мутноватую слабость, остекленело огляделся, думая увидеть, к кому она обращается, и почувствовал, как его самого крепко берут под мышки и, взнуздав, усаживают на широкий деревянный стул. Он моргнул, пытаясь собрать свои внезапно поплывшие мысли. Такая слабость вводила в смущение: ведь брат Питер со своими монахами сейчас все еще шлепает где-то под дождем, направляясь к своему амбару, где можно заночевать.
– Минута, и я буду в порядке, ваше высочество, – каким-то странным, отдаленным голосом произнес он. – Дорога выдалась долгой.
Он не сказал, что за ним охотились, что он до предела напрягал свою сметку и свои связи, чтобы как-то удерживаться впереди людей, идущих за ним по пятам. За минувший месяц его трижды обнаруживали, и он был вынужден спасаться от погони (два раза на протяжении одной лишь недели перед тем, как он примкнул к монахам). Он знал – еще немного, и его настигнут: подведут