Огни возмездия. Эван Уинтер
Циора, вы не можете принимать участие в погоне после…
Королева вскинула руку.
– Нам уже начинает надоедать, когда нам говорят «нет». – Она скользнула взглядом мимо чемпиона и пристально посмотрела на Хафсу. – Жрица Экин, мы призовем королевских стражников, чтобы они держали чемпиона. Спасите ему жизнь.
– Я никому не позволю отнять мою ногу! – ответил Тау.
Королева обрушилась на него:
– Это приказ, чемпион. Как вы смеете! Мы не желаем смотреть, как вы умираете.
– Удуак! – позвал чемпион.
– Нэ? – отозвался огромный Меньший, подходя к ним.
Чемпион вынул из ножен клинок из драконьей чешуи, стянул часть кожаных доспехов, закрывавших отравленную ногу. И хотя сделать это наверняка было больнее, чем если бы он посыпал рану солью, он вынес эти муки достаточно мужественно. От этого сочетания безумия и соблюдения приличий Хафсе хотелось смеяться, но ситуация стала еще безумнее.
– Удуак, вырежи рану с ядом, – сказал он.
Хафса фыркнула: как бы часто ей ни доводилось встречаться с идиотским легкомыслием мужчин, оно всегда вызывало у нее удивление.
– Так нельзя, – сказала она. – Прошло слишком много времени. Яд мог распространиться. Нужно отнять всю ногу.
– Удуак, жрица встревожена, – сказал чемпион. – Вырежи большой кусок.
Огромный Меньший хмыкнул и взял черный клинок.
– Вы не понимаете, – сказала Хафса, стараясь подбирать слова, которые точно будут понятны Меньшим. – Даже если вы вырежете основную часть яда, остатки уже ушли далеко. Того, что останется, хватит, чтобы остановить ваше сердце, но яд причинит невообразимую боль. Она сведет вас с ума. Вы умрете, моля о скорейшей кончине.
Чемпион сфокусировал взгляд на жрице. Она побледнела и подумала, что он уже безумен.
– Боль? – переспросил он, словно в бреду. – Боль перестала на меня действовать тысячу жизней назад. – Не отводя от нее глаз, он обратился к огромному Меньшему. – Режь поглубже, Удуак. Нам нужно убить вождя и отвоевать город, а я и так уже потерял слишком много времени.
Не говоря ни слова, Удуак направил лезвие к истекающей кровью ноге чемпиона, но тот так и не сводил взгляда с Хафсы.
Она не могла вынести такой глупости.
– Дайте мне! – воскликнула она, пытаясь выхватить клинок у огромного Меньшего, но его хватка была тверда, как гранит, и она осталась ни с чем. – Послушайте, – сказала она чемпиону, – ваш человек скорее всего сделает вашу ногу бесполезной, и от нее толку будет не больше, чем если ее просто отрезать. Позвольте мне это сделать. Я отрежу, насколько смогу, немного и не задену мышц и крупных артерий.
Этот довод возымел действие, чемпион скрепя сердце согласился, и, как любила говаривать старая наставница Хафсы, пришло время провернуть в ране нож.
– Это чрезвычайно глупо, но если это все, что вы позволяете, то останетесь со страшной раной, хромотой и жгучей болью, – сказала она ему. – И это лишь до тех пор, пока яд не зайдет так глубоко, что вам покажется, будто вы заживо сгораете изнутри. – Она сделала паузу для пущего эффекта, чтобы