Девушка с Рублёвки. История о любви в забавных обстоятельствах. Наталья Баклина
пробиралась вдоль стенки и, казалось, совершенно не обращала на нас внимания. И только когда мы подошли к ней довольно близко, крыса решила не рисковать и прыгнула в пролом в фанерной стене, грациозно поджав передние лапки.
– Что-то совсем они обнаглели, – сказал мой провожатый. – Раньше только снаружи шастали, а теперь в подъезд полезли. А ты молодец, не испугалась.
– Крысы-то? – пожала я плечами. Ну, вообще-то, да, встреча неожиданная. Интересно, какие ещё сюрпризы готовит этот дом на Рублёвском шоссе? Первым сюрпризом было само здание – длинная унылая двенадцатиэтажка, растянувшяаяся вдоль дороги серой китайской стеной… Или нет, первым сюрпризом был Сергей, мой провожатый. Ну никак я не ожидала, отправляясь смотреть квартиру на Рублёвке, что показывать её мне будет такой простецкий мужик! Итак, мужик-унылая «китайская стена» -невозмутимая крыса. Что дальше?
А дальше была подозрительная лужа, которая растеклась на полу облезлог лифта.
– Вот скотина, опять в лифте нассал! – с чувством прокомментировал лужу провожатый..
– Кто скотина? – я прикидывала, стоит ли втискиваться в один лифт с лужей, или пойти на седьмой этаж пешком?
– Да алкаш этот с двенадцатого этажа! Его уже мужики здешние ловили, рожу ему били, всё равно ссыт. Специально. Из идейных соображений. Дверь откроет и с площадки сливает, как в сортир!
– Он сумасшедший? – я склонялась к мысли идти пешком и заодно соображала, сколько этажей будет отделять меня от этого ссыкуна за идею. Пять этажей? Нормально. А вниз с седьмого этажа по лестнице сбегать – вообще хорошо, вместо фитнеса.
– Сейчас газетами закидаю, и поедем, – оборвал мои размышления провожатый. Огляделся, шагнул к картонной коробке, притулившейся под почтовыми ящиками и до отказа забитой рекламными газетами, – наверняка, жильцы выгребли их, не читая. Прихватил стопку этого мусора и забросал лужу толстым слоем бумаги. Отряхнул руки и сделал приглашающий жест:
– Ну, вот и всё. Поехали!
– Слушай, может быть, пешком? – ехать в лифте с лужей, пусть даже и закамуфлированной газетами, мне всё равно не хотелось. Тем более, что бумага уже начала набухать.
– Пешком? Не, пешком я не дойду, – покачал головой мой провожатый и с сомнением посмотрел на собственное пузо, обтянутое серым трикотажем джемпера. – Ну, если всё равно брезгуешь, давай на втором лифте поедем! Только он на седьмом не открывается, придётся ехать до восьмого и спускаться пешочком.
– Второй лифт? А где он? – не поняла я, осматриваясь в поисках второй кабины.
Двери от лифта были только одни – синие, изрисованные чёрным маркером и облепленные клочками изодранной рекламы с тостами от «Путинки». Тосты перемежались инструкциями, – реклама маскировалась под правила пожарной безопасности в кабине лифта. Пока я искала второй лифт, первый подмигнул красным огоньком на кнопке вызова и уехал, увозя какому-то счастливцу сюрприз в виде лужи, заваленной сырыми газетами.
– А вот! – провожатый отжал ручку на узкой металлической дверке слева от лифта. Я её видела, но приняла за дверь какого-нибудь распределительного щита. Однако вместо автоматов и распределительных коробок за дверью оказалась кабинка. Крохотная, едва ли больше метр в поперечном сечении.
Мой провожатый первым шагнул в кабинку, занял не менее трёх четвертей пространства, максимально втянул живот и пригласил:
– Заходи!
Соображать, чем поездка в тесном контакте с чужим пузом лучше поездки в испарениях чужой лужи сил уже не оставалось. Всё, не могу, скорее уже попасть в разнесчастную квартиру, с которой мне, по словам Пенкина, сказочно повезло. И я вошла в тесную кабинку, развернулась, примяв своим тылом изрядное пузцо провожатого и даже смогла сообразить, как заставить лифт поехать: надо закрыть деревянные створки, тогда замкнётся какое-то реле и лифт будет слушаться кнопок.
– Наверное, его ещё при царе ставили, – не удержалась я, слушая, как скрипит механизм и наблюдая в щель створок, как уплывают вниз такие же узкие дверки с номерами этажей, небрежно намалёванными зелёной краской.
– Не, не при царе. При Хрущёве, – откликнулся из-за спины провожатый. – Этому дому пятьдесят уже. И лифту столько же.
Ветеран лифтостроения доскрипел до дверки с зелёной кривой восьмёркой и дёрнулся, затормозив. Провожатый за спиной завозился, видимо, пытаясь обойти меня и открыть двери. Места для манёвра не было, поэтому двери я открыла сама. Ничего сложного: поворачиваешь зверского вида ручку, отпускаешь защёлку, – и выходи на умеренно облезлую площадку с четырьмя квартирами по обе стороны от лифта.
Квартира, куда мы шли, находилась справа.
– Что здесь было? – ахнула я, переступив порог.
– Что было… Отец мой жил.
Мой провожатый аккуратно закрыл расхлябанный замок, перешагнул ободранный край линолеума – дырка занимала с треть крохотной прихожей – и пошёл на кухню. Я потопала следом.
– Разве Витька не говорил, что квартира убитая?