Золото тигров. Сокровенная роза. История ночи. Полное собрание поэтических текстов. Хорхе Луис Борхес

      Мир – лишь наречье, на котором Он

      Или Оно со времени Адама

      Ведет сумбурный перечень, куда мы

      Зачем-то включены. В него внесен

      Рим, Карфаген, и ты, и я, и сон

      Моих непостижимых будней, драма

      Быть случаем, загадкой, криптограммой

      И карою, постигшей Вавилон.

      Но за словами – то, что внесловесно.

      Я понял тягу к этой тьме безвестной

      По синей стрелке, что устремлена

      К последней, неизведанной границе

      Часами из кошмара или птицей,

      Держащей путь, не выходя из сна.

      Абарбанель, Фариас иль Пинедо,

      изгнанники столетия назад, —

      в чужом краю потомки их хранят

      от дома старый ключ. Дом был в Толедо.

      У них надежды нет, им страх неведом:

      достанут ключ и смотрят на закат;

      нездешние «вчера» в той бронзе спят,

      усталый блеск и равнодушье к бедам.

      Ключ от дверей, что ныне только прах,

      стал тайным знаком на семи ветрах,

      как ключ от храма, что не сдался Риму:

      когда внутри уже пылал огонь,

      его швырнули в воздух, чтоб незримо

      тот ключ на небе приняла ладонь.

      Он смотрит на хаос черновика —

      На этот первый образец сонета,

      Чьи грешные катрены и терцеты

      Сама собою вывела рука.

      В который раз шлифуется строка.

      Он медлит… Или ловит звук привета, —

      В нездешнем, вещем ужасе поэта

      Вдруг слыша соловьев через века?

      И чувствует сознаньем приобщенным,

      Что преданным забвенью Аполлоном

      Ему открыт священный архетип:

      Кристалл, чьей повторяющейся гранью

      Не утолить вовеки созерцанье, —

      Твой лабиринт, Дедал? Твой сфинкс, Эдип?

      «Я недостоин подвига другого.

      Тот день в Лепанто – верх моих деяний», —

      грустил солдат, в плену мирских заданий

      скитаясь по стране своей суровой.

      Постылой повседневности оковы

      желая сбросить, он бежал в мечтанья,

      былых времен волшебные сказанья,

      Артуром и Роландом очарован.

      Садилось солнце на полях Ла-Манчи.

      Он думал, провожая отблеск медный:

      «Вот я пропащий, всем чужой и бедный…» —

      не замечая песни зарожденья.

      К нему через глубины сновиденья

      уже спешили Дон Кихот и Санчо.

      Одним