Печать богини Нюйвы. Людмила Астахова
взвизгнула и ползком метнулась к Лю, норовя ухватить его за сапоги.
– Да ладно… – удивился Пэй-гун. – Хулидзын? Она?! Вот она – хулидзын?
В опухшем лице хозяйки «дома, где продают весну» при желании, конечно, можно было разглядеть что-то от животного, но на лису, тем паче небесную, она совершенно не походила. Разве что на курицу.
Братец Фань, щедро раздав пару дюжин пинков, слегка успокоил народ и за шиворот выцепил из толпы горожанина посолидней и постарше, щеголявшего растрепанной седой бородкой.
– Вот ты говори, – проворчал Фань Куай. – А вы все молчите.
Словно (хотя почему – словно? Намеренно и продуманно, да!) для контраста с грубостью братца Фаня, Лю Дзы почтительно поклонился пожилому погорельцу и вежливо спросил:
– Уважаемый дядюшка, позволите ли спросить, что это за история с хулидзын?
Старичок, внезапно произведенный в «дядюшки» самого Пэй-гуна, приосанился, пригладил выбившиеся из пучка волосы, отряхнулся и, обвиняющее тыча в хозяйку борделя пальцем, принялся довольно толково объяснять, почему владелица веселого дома вызвала такое возмущение.
Лю Дзы слушал и мрачнел. История выходила – хуже некуда.
Таня
Оставленной на холме Татьяне скучать тоже не пришлось. Едва над ее головой затрепетало на ветру красное знамя повстанцев, сюда со всех окрестностей стали сползаться местные жители. Те, которых недорезал и недожег помянутый ранее недобрым словом подлый пес Сян Лян. В основном, надо думать, они явились на запах пшенной каши, которую затеял повар мятежников. Идею покормить несчастных всячески поддержал братец Синь. И не столько из проповедуемого Конфуцием милосердия, сколько ради завоевания симпатий погорельцев.
– Где каша, там мир и любовь, – изрек он и сам с огромным удовольствием оприходовал пару чашек главного источника народной любви к любой власти.
К слову, кашу из проса ели здесь всегда и везде. А вовсе не рис! Таня и Люся попали в те благословенные времена, когда рис частенько заменял деньги и еще считался деликатесом для избранных, в число которых входили небесные девы. Когда же благородная Тьян Ню снизошла до пшенки, у Лю Дзы просто камень с плеч упал. Раз диковинное создание ест обычную пищу, меньше трат и проще содержание.
Наевшись, пострадавшие от произвола поганца Сян Ляна и его бешеного племянника вознесли хвалу благородному предводителю Лю и тут же принялись жаловаться на проклятие, насланное плененной хулидзын.
– Что они такое говорят? – моментально насторожилась Татьяна.
Братец Синь воспринял ее вопрос как приказ, требовательно взмахнул веером, и соратники приволокли местного жителя из тех, кто поприличней выглядит. Чтобы, стало быть, не оскорбить взор небесной девы. Но при виде еще одной белокожей и среброглазой посланницы самого Яшмового Владыки бедолага разучился нормально говорить. Из его бессвязного щебетания Таня сумела