Дорога во тьме ч.2. Сергей Федин
уки, четвёртый, с серьгой в ухе, блестевшей в лучах уходящего солнца, примостил на сгибе локтя арбалет. Однако человек знал, что оружие – это не самое опасное, с чем он может столкнуться. От костра пошёл аппетитный аромат готовящегося ужина, птицы пели свои вечерние песни. Но в воздухе, наполненном ароматами хвои, цветов, трав и тёплой земли, витал еле уловимый запах близкой смерти. Вот только чьей?
Человек в плаще нащупал на поясе рукоятку ножа. Не хотелось бы проливать кровь, особенно свою, но с этими молодчиками ни в чём нельзя быть уверенным. Устроившись поудобнее на ковре из опавшей хвои, он стал терпеливо дожидаться темноты. Наблюдая за умирающим солнцем, окрасившим небосвод своей кровью, он всё прикидывал, оправдан ли тот риск, на который он шёл. И снова приходил к тому выводу, что как бы ему ни хотелось, но необходимо забрать то, что он упустил сегодня днём…
…Он редко покидал окрестности своего жилища, но сегодняшнее раннее утро было особым случаем. Ворон, севший на один из серых валунов, которые были во множестве разбросаны возле его дома, принёс ему интересное письмо. Перечитав его несколько раз, он глубоко задумался. Его просили об услуге, которую он мог оказать. Взамен (он хмыкнул, почесав седую бороду), – взамен ему предлагали то, что он не надеялся когда-либо получить. Слишком щедрое предложение, если учесть, от кого послание. А он за свою крайне долгую жизнь разуверился в человеческой искренности и щедрости, а в нечеловеческой – тем более. Но всё-таки предложение было крайне соблазнительным. Порывшись в кармане, он протянул горстку зерна птице, терпеливо ожидающей его внимания. Склевав зерно, ворон взмыл в небо и, раскинув чёрные крылья, погнал свою тень по просторам пустошей в сторону тёмной полоски леса.
Отшельник, прищурив ярко-голубые глаза, следил за его полётом. Даже после того, как птица превратилась вначале в точку, а затем и вовсе исчезла, он продолжал щуриться вдаль, словно пытаясь отыскать там ответы на свои вопросы. Что же понадобилось в действительности этому старому пройдохе-недомерку? С другой стороны, он ничего не теряет: прогулявшись до леса, пополнит запас трав, оглядится, что творится в округе. И всё же… Всё же на душе у него было неспокойно. Сплюнув под ноги, Отшельник пошёл собираться.
Сборы много времени не заняли. За плечами – испытанная, пропахшая разнотравьем котомка, надёжный нож на боку да дорожный посох, вот и всё. Отшельник вышел за порог навстречу встающему из-за далёкого леса солнцу. Дверь, скрипнув ему на прощание, встала на своё место, запирать её не было никакой надобности – в округе не нашлось ещё сумасшедшего, добровольно рискнувшего бы сунуться на проклятые Пустоши, а уж тем более в логово исчадия преисподней. Отшельник усмехнулся в бороду, ему пришлось потрудиться для создания такой репутации. Нет, он, конечно, не ел младенцев, предпочитая более традиционную пищу. И людей сгубил вдвое меньше, чем про него рассказывали в ближайшей деревне, да и те были не самыми лучшими представителями рода человечьего. Но насчёт места слухи не врали – Пустоши действительно были странными, а для простого любопытствующего и вовсе смертельными. Уже одно то, что человек отважился войти на Пустоши, было огромной глупостью. Даже сам Отшельник не мог знать, где и какого рода будет поджидать опасность. Он просто в последний момент чувствовал её, что позволяло избежать нежелательной встречи или обойти ничем не примечательное место. Конечно, каждый раз причина была, но практически каждый раз новая. Люди постоянно пропадали здесь. Обычно это были сбившиеся с дороги путники либо деревенские, ходившие в лес по грибы. Но бывало, к нему забредали отчаянные и удивительно везучие головы, ища помощи. Чаще обращались с просьбами в тех редких случаях, когда он посещал деревни. Это стало происходить после того, как он сумел оградить деревни, прилегающие к Пустошам, от эпидемии чумы, которая выкосила половину населения страны лет десять назад. В таких случаях он редко отказывал, связывая это с некой своей сентиментальностью, скукой. Было ещё нечто более глубокое, о чём он не любил задумываться. Как в случае с пасечником около года назад. Хотя тот случай стоял особняком, и Отшельник часто его вспоминал и размышлял, как могло бы всё обернуться… однако прошедшего не вернёшь. Так или иначе в благодарность пасечник оставлял в условленном месте каждые три месяца приличных размеров горшок своего лучшего мёда.
Сам же Отшельник лучшего места для уединения и представить не мог. Сквозь тернии ужасов он видел красоту цветов Пустошей, скрывающуюся за ними. Он полюбил эту странную землю, и она отвечала ему если не взаимностью, то смирилась с его присутствием и терпела его. Обосновавшись на этой земле, он добился большего, чем кто-либо из тех, кто проживал до него. Хотя, если честно, Отшельник не знал случаев, чтобы кто-нибудь из ныне живущих захотел по доброй воле поселиться здесь.
Его не интересовали власть и деньги, всю эту шелуху он оставил во внешнем мире – с его войнами, болезнями, интригами, безудержными порывами чувств. У него был свой путь, он хотел понять Пустоши, раскрыть их тайны. Он пришёл сюда после того, как порядком покуролесил по этому миру – лет эдак сто пятьдесят назад. Пришёл умирать, но остался жить, и Пустоши приняли его, а он принял в себя Пустоши, став их частью. Осев здесь, он очень редко покидал их границы. Да и особой нужды в этом не испытывал