Невинный сон. Карен Перри

      Позднее я стоял в нашей спальне, пытаясь понять, что творится внутри меня, и казалось, что мир вокруг идет ходуном.

      Робин легла в постель. В руках у нее была книга о беременности. Я никогда ее прежде не видел. Или видел? Может, это старая книга? Может, это книга, которую она нашла в Танжере в букинистической лавке Козимо?

      – Ты ложишься? – откладывая в сторону книгу, спросила Робин.

      Она улыбалась. Ее руки манили меня к себе, и, потянувшись к ней, я сбросил одежду и оказался в ее объятиях. Наши тела пульсировали в давно знакомом ритме, и мы наслаждались друг другом с такой же страстью, с какой наслаждались уже не первый год подряд. Робин так крепко прижимала меня к себе, что пальцы впивались мне в спину. А потом мы лежали рядом, тяжело дыша и истекая потом. Робин повернулась на другой бок и вскоре заснула. А я, немного помедлив, встал и направился в ванную комнату.

      Возвратившись, я заметил на полу бутылку воды, поднял ее и выпил всю до капли. Когда я улегся, Робин повернулась и коснулась меня рукой. На ее стороне кровати я увидел книгу о беременности. Корешок книги поплыл у меня перед глазами, и вот уже передо мной замелькали сотни книжных корешков, потом в моем затуманившемся сознании закружились образы Козимо и его пыльной лавки, и, не успев опомниться, я провалился в тревожный сон.

      Глава 4. Робин

      Проснувшись в то снежное воскресное утро, я мгновенно вспомнила события минувшего дня – вспомнила о том, что вчера обнаружила, и обо всем, что за этим последовало. В утренней тишине я лежала в нашей спальне и думала о своем открытии, о том, что оно для нас означает, и, конечно, о том, как теперь все пойдет по-другому. Мне почудилось, будто наш дом тоже переменился. Его словно обволокло новоявленным спокойствием. Этот дом с его древними стенами, скрипучими полами, с его кряхтением и стонами всегда казался мне живым существом. Чуть ли не человеком. Казалось, будто жизненные силы каждого поколения прежних хозяев просочились в стены и полы нашего жилища, а их характеры лежат еще одним слоем на многочисленных слоях краски, лака и пятен. Но в то раннее воскресное утро, когда я, тихонько отбросив одеяло и спустив ноги на пол, прислушалась к окружающей тишине, мне почудилось, будто дыхание дома замедлилось и стало ровнее. Пока я вылезала из кровати и шла к выходу, я не слышала ни кряхтения, ни стонов. Осторожно прикрыв за собой дверь, я оставила мирно спящего Гарри в мирно спящей комнате.

      Спустившись вниз, я поставила на плиту чайник и огляделась вокруг. Во мне кипела энергия, мне хотелось немедленно приняться за ремонт дома. Я переходила из комнаты в комнату, оценивала степень обветшалости, мысленно составляла список необходимых дел, а внутри у меня все клокотало и бурлило. Я приоткрыла дверь, ведущую в гараж, и в полумраке передо мной предстало холодное безмолвное пространство, которое вот-вот превратится в студию Гарри. Оно как бы застыло