Академия магии закрыта. Анна Федотова
земли. Не притянет её лёгкое тело. Середина. Да. Рута точно знает, что именно здесь середина её непростого пути. Здесь, где с Башни Времени на неё смотрят часы, а она различает на них тонкую стрелку. Секундную стрелку. Ещё столько же, это всего лишь десять шагов, и она сойдёт на камень парапета и исчезнет с глаз замёрзшей от страха публики в тёмном проёме башни. И, уже бегом спускаясь по каменным ступеням, услышит восторженный рёв толпы. Часы угрожающе шипят, как змея, которая собирается напасть. Рута съёживается. Это всего лишь часы. Как говорит папа, механический организм. Щёлкает. Ещё минута позади. Семь. Остаётся три шага. Спешить нельзя, даже если очень хочется скорее коснуться твёрдого камня. Почувствовать ступнями его холод. И надёжность. Перед глазами темнеет. Что-то неприятное, невзрачное, скользкое чувствует она в этот момент. Нога делает шаг, но не касается каната.
Часы отдаляются. Шест выпадает из рук.
Крик. Одинокий и резкий. Обрывается.
Бог земли. Бог земли. Бог земли.
Рута падает, но не на землю.
Тайко. Они падают вместе.
Теперь уже на землю.
Мама. Папа. Кази.
Тайко.
– Рута, твой выход! – объявила мама, бросая на кушетку шляпу, охапку цветных платков и вырывая Руту из тревожных воспоминаний. Перед каждым выступлением она мысленно возвращается в тот день, но никак не может вспомнить, что же уронило её с каната?
Площадь гудела. Так всегда бывало в день открытия сезона охоты на чёрных лис. В это время повзрослевшие лисята начинали искать себе пару, чтобы вместе обустроить жилище и провести зиму. В таких обстоятельствах отстреливать их проще простого. В день закрытия сезона тоже гуляли, но Рута радовалась, что сегодня выступает последний раз. Уже завтра она войдёт в двери академии магии, и прощайте канаты, шесты и облегающие трико. Прощайте трюки, прыжки и дурацкие барашки на голове. Мама заплетала их так туго, что Руте казалось, у неё сужаются глаза.
Конечно, родителям в этот год будет тяжеловато. Всё-таки они с Тайко делают основную программу. Но ничего, годик продержатся как-нибудь, а потом Рута устроится магом.
Им хорошо платят в городах, особенно в таких как Дергкор. Конечно, в таких как маленькое Предгорье, платят немного, но кто сказал, что Рута должна навсегда связать себя с родным городом?
Маги с любыми способностями нужны везде. Руте не терпелось узнать свою силу. До снятия печати оставалось совсем чуть-чуть.
Она повязала на бёдра красную юбку. Сначала будет её сольный номер с ножами, а потом – воздушные трюки. Выглянув в щёлочку между шторами, она ощупала толпу взглядом. В первом ряду стоял красавчик не из бедных. Смуглый, черноволосый, зеленоглазый. Охотник? Из-за плеча выглядывало красное оперение стрел. Если охотник, то, вероятно, не из простых.
– Видала, какой? – Тесс пихнула её локтем в бок и плюхнулась на стул, стягивая с ноги блестящий сапог из тонкой кожи. – Вот я дура. Подумаешь, жмут немного. Решила, что разносятся. Еле-еле до конца танца продержалась. Жаль, продать придётся.
– Они чудные! – воскликнула Рута, тут же смекнув, что сапожки неплохо смотрелись бы с её юбкой. – Отдай мне. Тебе всё равно малы.
– Вот ещё! Могу обменять на что-нибудь. Как насчёт твоего брата? – подмигнула Тесс.
Рута засмеялась.
– Скорее Башня Времени выйдет танцевать, чем Тайко заметит твои старания. А знаешь… Давай поспорим, что это красавчик, – она мотнула головой в сторону публики, – сегодня будет мой. Что скажешь?
Тесс повертела перед глазами сапожки, постучала каблучками друг о друга и кивнула.
– Идёт. Твой выход, малышка Рута. Если проиграешь, приду к вам на ужин!
Рута застегнула на талии пояс, воткнула в висящие на нём ножны шесть ножей, по три возле каждого бедра, и, слегка раздвинув штору, выскользнула на помост.
Публика встретила её аплодисментами и свистом. Номер с ножами она исполняла только два раза в год – на открытие и закрытие сезона охоты – и каждый раз добавляла в него что-нибудь новенькое. Хотя в этот раз можно было ничего не выдумывать. Народу было так мало, что бочки, выкаченные из питейной лавки, до сих пор не опустели. Обычно в это время из погребов привозили ещё, и кричали на всю площадь: «Посторонись!»
– Беднеют люди, – объяснил отец. – Но цирк был и будет нужен им во все времена, как и хлеб.
Когда первый нож врезался в щит, прибитый к столбу, публика, ахнув, расступилась. Второй нож Рута метнула в прыжке, потом дала зрителям передышку, немного подвигавшись под музыку, сделала два поворота через голову и снова метнула нож.
Красавчик не сводил с неё глаз, в этом она убедилась не единожды. Юбка из шёлка, за которую отец ещё год назад отдал целых семь серебряных колец, пусть и была уже заштопана в двух местах, взлетала при малейшем движении и скользила по ногам Руты так, что даже стоящий в стороне от помоста Тайко следил явно не за ножами, вылетающими из рук его сестры.
Метнув очередной нож, угодивший под восторг публики в самую сердцевину щита, Рута изящно прогнулась