Жена авиатора. Мелани Бенджамин
можно было даже рассмотреть людей. Через некоторое время я смогла различить, что люди эти прыгают и машут руками. Я рассмеялась – они выглядели такими счастливыми и необычными, как ожившие примитивные древние рисунки в пещерах. Я пыталась махать им в ответ, но поток ветра стремился вырвать руку из сустава, поэтому я снова изо вех сил прижала ее к телу, надеясь, что Чарльз не заметил моих попыток.
Теперь уже на горизонте вырисовывалось летное поле, сначала далеко, но потом все ближе и ближе, деревья снова стали большими, и их верхушки оказались как раз под нами, потом рядом, потом выше… и мы коснулись земли. Мы помчались по полосе поля так же быстро, как и при взлете, снова я почувствовала землю – ухабистую, изрытую колеями, и мои зубы громко застучали. Хотя я жевала резинку все время, она больше не помогала, став просто куском резины. У меня заложило уши.
Мы замедлили ход; мотор стал чихать, и самолет, вздрогнув, остановился. Прошло еще некоторое время, прежде чем я поняла, что мотор замолчал, раздавались только отдельные выхлопы; в ушах продолжало стучать.
Позади раздавались непонятные звуки, как будто заговорил ветер. Я сидела, боясь пошевелиться и нарушить чары происходящего. Внезапно на меня нахлынула грусть. Мне не хотелось снова возвращаться на землю, снова становиться осмотрительной, примерной девочкой Энн. Мне нравилась та беззаботная, сумасбродная девушка, которой я почувствовала себя в небе. И мне совсем не хотелось прощаться с ней.
Кто-то заговорил со мной, кто-то тряс меня за плечо.
– Ну как? Вам понравилось? – Это был полковник Линдберг.
Он стоял на крыле рядом со мной, расстегивая ремень, которым я была пристегнута, так что его лицо было всего в нескольких дюймах от моего. Я почувствовала внезапное тепло его близости, его руки на моем плече. Потом он схватил меня за локоть и поднял с сиденья – тошнота накрыла меня волной, мой желудок бастовал, как будто мы все еще были в полете.
Затем мои ноги неким непонятным образом оказались на земле, и журчащий, смеющийся голос наполнил воздух. Лишь через какое-то время я поняла, что этот голос принадлежит мне.
– Ох, я это сделала! Я никогда не чувствовала такой радости и такой свободы – о, это было так прекрасно! Я совсем не боялась, ни капельки! Это было, как в самой прекрасной церкви, даже лучше, как будто ты находишься так близко от бога, что видишь землю такой, как видит он. Оттуда все выглядит совсем по-другому, ведь правда? А вы видели, как люди махали нам? Думаете, они узнали нас? Не могу дождаться, когда полечу снова – вы возьмете меня с собой в полет? Возьмете?
Чарльз слушал меня с открытым ртом. Наконец я вынуждена была замолчать, чтобы перевести дыхание, чем дала ему возможность заговорить. В выражении его глаз я увидела что-то новое – не легкое высокомерие, которое было прошлым вечером и не тот изучающий взгляд исследователя.
– Вы не чувствуете тошноты? Голова не кружится?
Я покачала головой.
– Нет, ни чуточки!
– Хорошая