Элиза и Беатриче. История одной дружбы. Сильвия Аваллоне
ty-line/>
Эта книга переведена благодаря финансовой поддержке Министерства иностранных дел и международного сотрудничества Италии
Правовую поддержку издательства обеспечивает юридическая фирма «Корпус Права»
© Издание на русском языке, перевод на русский язык. Издательство «Синдбад», 2023
Дневники
Болонья, 18 декабря 2019 года 02:00
Темная глубина – вот что больше всего пугало меня в детстве. Достаточно было спуститься в гараж, не включив там света, или же зайти в подвал и прикрыть дверь, как возникала она: безмолвная и густая. Ждала в засаде.
В темной глубине могла притаиться любая опасность. Ведьмы, страшные звери, монстры без лица или даже вообще ничего, пустота. Думаю, это и заставило меня спать вместе с матерью до совершенно дикого возраста, который я даже стесняюсь назвать.
Теперь, в тридцать три, я гляжу в темную глубину своей комнаты и словно бы слышу, как поскрипывают мои старые дневники, которые я, потеряв тебя, похоронила заживо в этом тайнике. Мои мысли, вместившие пять лет лицея и один год университета, изложенные летящим почерком маркером с серебристыми блестками, – безмолвные и потухшие, как заброшенный реактор.
С тех пор как мы перестали быть подругами, я больше не отслеживаю свою жизнь.
Я сажусь в постели. В приступе зрелости понимаю, что пришло время вспоминать – встретиться с тобой лицом к лицу. Иначе я так и не смогу ничего толком решить насчет тебя.
Я беру в чулане лестницу, поднимаюсь на две перекладины и замираю, чувствуя себя воровкой. Но что я собираюсь украсть? Собственное прошлое?
До верха я добираюсь с колотящимся сердцем. Тянусь руками в пыль на шкафу и достаю из темной глубины все шесть дневников.
Несу их к лампе на тумбочке. То, что они тут, рядом, – это как удар под дых. И глядя на эти розовые обложки с цветочками и позолотой, я считаю необходимым сразу же прояснить: мир между нами невозможен, Беатриче.
Кладу руку на сиреневую обложку дневника за 2000–2001 годы. Искушение велико, но открыть его я не решаюсь. Пока я борюсь с собой, пальцы, ускользнув из-под контроля, самовольно погружаются в страницы. Дневник распахивается, выпадает выцветшая фотография: это отец снимал на «Поляроид».
Подбираю ее, подношу поближе к лампочке. Узнаю себя: рост метр с кепкой, короткая стрижка, толстовка с Misfits, испуганная улыбка. И узнаю тебя, мою полную противоположность. Волшебная грива, красная помада, лиловые ногти; ты обнимаешь меня и хохочешь. Не могу больше смотреть.
Переворачиваю фотографию. На обороте надпись: «Дружба до гроба». И дата: «14 июня 2001 года».
Из глаз льются слезы, хотя я уже и не помню, когда в последний раз плакала.
Часть I
До того, как все о ней узнали
(2000)
1
Украденные джинсы
Если уж эта история должна иметь начало, – а оно должно быть, – то начать я хочу с украденных джинсов.
И неважно, что хронологически это вовсе не исходная точка, так как на тот момент мы с ней уже были знакомы. Как целое мы родились именно тогда, улепетывая на скутере.
Но прежде я должна объяснить кое-что. Это тяготит и нервирует, однако нечестно было бы прикидываться, будто Беатриче – это просто Беатриче, и все тут. Читатель спокойно приступит к книге, но, обнаружив, что речь в ней о тебе, подскочит на стуле: «Так это она?!» И почувствует, что его надули. И потому я, как бы мне этого ни хотелось, не могу откреститься от того факта, что девчонка из моих дневников превратилась в популярную личность, причем из тех, кого слишком много в публичном поле. Я даже скажу, что в этом смысле ты, Беатриче, держишь пальму первенства.
В общем, я о Беатриче Россетти.
Да-да, о ней самой.
Только прежде чем о ней узнали все на свете, прежде чем все оказались в курсе того, что она сейчас делает и во что одета в любое время дня и ночи, Беатриче была обычной девочкой и моей подругой.
Лучшей подругой и, если уж честно, то единственной за всю мою жизнь. Вот уж чего никто бы никогда не подумал – да и я сама до сих пор старалась не проговориться.
Все это было много лет назад; это сейчас мир заполонили ее фотографии и нельзя просто так произнести ее фамилию – сразу галдеж, изнурительные дискуссии, жестокие сражения; это сейчас северный и южный полюс, суша и океаны сотрясаются от лукавого взгляда, брошенного публике, от нового костюма, от романтического ужина на крыше небоскреба Бурдж-Халифа. А тогда для большей части человечества даже интернета еще не существовало.
Я никогда не нарушала данный себе обет молчания насчет нашей дружбы. И если делаю это теперь, то лишь с целью прояснить кое-что для себя. И исповедь эта, кстати, родится и умрет здесь, в моей комнате, за закрытыми дверями. Я вообще могу писать только так.
Я не собираюсь болтать лишнего и уж тем более как-то на этом наживаться. Да и кто мне поверит? Даже