Рука без костей. Софья Сергеевна Маркелова
ра. Мама ставила коляску возле своего стола, постоянно заваленного всяким разным, усаживала рядом Ирку на табуретку и каждые пару минут по-совиному крутила головой, то поглядывая на детей, то на свои косточки.
Косточки мама очень любила. Иногда Ирке даже казалось, что гораздо больше, чем их с сестрой. Сама она называла себя как-то длинно и заковыристо, у Ирки в голове удержалось только два слова – хранитель коллекции. Мамина работа заключалась в том, что она приводила дочерей в старый пропахший пылью музей динозавров рано утром, усаживалась за загромождённый стол и там перекладывала, чистила и измеряла целую груду различных косточек. Иногда мама показывала что-нибудь эдакое Ирке и с придыханием говорила:
– Это лапка маврикийского дронта! Только погляди на проксимальный конец предплюсны!
И Ирка, вяло подперев голову кулачком, без восторга осматривала когтистую трёхпалую лапу какого-то там дронта, которому скоро предстояло очутиться на витрине под светом ламп, где теснилась экспозиция о многообразии жизни на Земле. Как раз между панцирем явно погибшей от старости черепахи и оскаленным черепом медведя с выбитыми клыками, в окружении бесконечного множества стендов с вымершими окаменевшими динозаврами.
Когда Веточка стала взрослее и заботу о ней возложили на Иркины плечи, девочки всё так же часто продолжали гостить в старом музее. Порой мама брала их в свой кабинет, но чаще оставляла в комнате отдыха, где редко бывали сотрудники. Заняться там было совершенно нечем, так что сёстры бесились, прыгая по кряхтящему дивану, либо предавались скуке.
А не так давно музей закрылся для посетителей на ремонт, и мама стала уходить на работу одна, возвращаясь непременно с припорошёнными белой пылью волосами. Весь этот месяц с Веточкой и Иркой дома сидел папа, как раз только вернувшийся из леса. Папа вечно был в разъездах, мама говорила, что он ходит там, где никто не живёт, дружит с медведями и волками, выясняет, что лежит под землёй. Ирке безумно нравилась сама мысль, что её большой и такой сильный папа дружил с медведями! Ей это казалось чем-то за гранью фантастики. И потому целый месяц, проведённый дома с папой, рассказывавшим страшилки о тёмной лесной чаще, о болотных огоньках и зеленоглазом лешем, стал для Ирки настоящим счастьем. Юная Веточка, конечно же, ничего совсем не понимала, но тоже слушала, открыв рот. А потом папа вновь забрался в стальное брюхо поезда, и тот умчал его куда-то вдаль, оставив Ирку с Веточкой скучать в мамином царстве костей и динозавров до самого конца лета.
Никакого ремонта в музее Ирка не заметила: древние двери всё так же скрипели, по углам кабинетов грудами валялись деревянные ящики и мятые коробки, только разве что стены и потолки едко пахли побелкой, да сотрудников почти нигде не было видно – все разбежались от запаха краски по дачам и раскопкам. Мама отвела девочек в просторный лишённый окон зал, назвав его сложным словом «фондохранилище», и указала на одинокий стол в углу, загромождённый кипами бумаг:
– В комнате отдыха не закончили ремонт, а у меня в кабинете всё забито вещами, так что посидите тут. Не шумите и не бегайте, никому не мешайте, если вдруг кто заглянет, хорошо? Будьте умничками. Ира, следи за сестрой. Ты – старшая.
С этими словами мама оставила Ирке с Веточкой пенал с цветными карандашами, пару раскрасок и книжек с картинками, два желтобоких яблока, а после удалилась. Веточка тут же побежала гулять между высокими одинаковыми стеллажами, заполненными окаменелостями, а Ирка с шумным выдохом опустилась на стул. Куда ни глянь, всюду тянулись лишь шкафы с узкими ящиками и лабиринты металлических стоек – ни людей, ни окон – ничего. Полная скука!
В хранилище было оглушительно тихо, только щёлкали тусклые лампы под самым потолком, да слышался низкий гул из-за потемневшей латунной решётки, находившейся возле углового стола. Раньше Ирка уже замечала то тут, то там в музее эти старинные сетки на стенах, ведущие в вентиляционные шахты. Они непременно были покрыты вековым слоем грязи и пыли, крепко завинчены, а через резные отверстия ничего толком нельзя было рассмотреть. Но эта решётка отличалась: она держалась всего на одном слабеньком винте, и, при желании, можно было без особых усилий подвинуть сетку, чтобы заглянуть в пустое гулкое нутро короба.
Ирка даже подёргала винтик, думая, как легко его можно вытащить пальцами. Но стоило ли? Внутрь, если кто и смог бы протиснуться, то только Веточка. Иркина младшая сестра была крошечной и тонкой, как прутик, потому её, собственно, все в семье и звали Веточкой: худенькие ножки и ручки, вытянутая голова на тощей шее – в чём только жизнь держалась? Одна бабушка упрямо называла внучку полностью – Лизавета, очень обижаясь, когда кто-нибудь в её присутствии коверкал это старинное благородное имя. Но Веточка была совсем маленькой и глупой, как думалось Ирке. Она бы не поддержала игру сестры, не стала бы лезть в тёмную вентиляцию, тем более играть там в прятки.
Тоска!
Насупившись, Ирка сдалась и вернулась за стол, взялась за принесённые мамой книжки. С каждой страницы на неё смотрели динозавры. Длинношеие, всех оттенков болотного и коричневого, с маленькими невыразительными глазками – надоевшие до зубовного скрежета. И даже в раскрасках не оказалось ни одного