Как бы…. Галина Мамыко
наконец для себя уже не в подсознательные интуитивные то ли мысли, то ли чувства, а в реальную словесную форму: мой муж предатель.
Она сдавила руками свои озябшие колени, согнулась, опустила голову, вся напряглась, сжалась, будто её бил озноб, но ей было не до озноба, она стала думать о том, что Арсений всех предал. Предал её, Людмилу, предал их детей, предал внуков, предал верность и дружбу, похоронил радость и счастье, и всё ради чего? Ради пустоты? Да, сказала она себе. Ради пустоты. Потому что его ненависть к большевикам – это пустота. Потому что его ненависть к новой власти перевесила в нём любовь к Людмиле. Ненависть к чему-то эфемерному, что не имеет никакого отношения вообще к их семье, и вообще к нормальной жизни, эта дурацкая, глупейшая ненависть к пустоте (разве власть это не пустота, рассуждала Людмила, и разве можно испытывать ненависть к пустоте?), и эта ненависть к пустоте в нём оказалась сильнее, чем его любовь к жене и детям.
Она могла бы понять, пожалуй, если бы он ушёл от неё к другой женщине. Это ей было бы понятным. Но он ушёл ради пустоты в пустоту. Вот чего она не могла ему простить. Ради глупости, блажи, всей той чуши, которую он как паутину сплёл в своей голове, и что дальше? А ничего, просто он запутался в этой паутине.
Она с удивлением вдруг обнаружила связь между предательством Родины и предательством семьи. Кто способен предать, тот предаёт всё и вся, подумала она, и не захотела с такой спорной мыслью, как ей подумалось, соглашаться, но и опровергнуть её не могла. Она смутно догадывалась, что в такой версии что-то есть, но что… Наконец она решила, что нашла ответ. И ответ был таким: не каждый предатель – предатель в полном смысле слова. Всё, что делает человек, на что решается, не так просто, не так однозначно, и в каждом случае надо разбираться отдельно. Можно в конце концов и малодушие, и трусость простить, всё можно простить, кроме того, что сделал Арсений. А он ради призраков и бреда покусился на святое. И никто на свете никогда не мог разубедить Людмилу в том, что семья – это не святое. Если семья не святое, то тогда что – святое? Что может быть более главным в этой земной жизни, нежели домашний очаг, вот он и есть та святыня, что соединяет людей, бережёт… А Арсений всё это растоптал, чтобы остаться наедине со своим бредом.
С этой минуты и пришло к Людмиле успокоение. Её перестали мучить мысли об Арсении. Поняв смысл его поступков, и обозначив для себя это глупостью и предательством, она поставила крест на прошлой семейной жизни, обозначив её как собственную большую ошибку, и этой ошибкой был её супруг. Я принимала его за другого человека, он оказался не тем, кем я его считала, так она решила для себя.
+
О себе Арсений напомнил родным десять лет спустя, к тому времени семья Кавун навсегда покинула Джанкой, переехав вскоре после освобождения полуострова в С. Переезд состоялся благодаря повышению по службе начальника Наташиного мужа, который пригласил ехать с ним своего водителя, и предложил ему на выбор любой из многих домов, пустовавших