Если сгорим. Виолетта Роман
ко мне Давидом, при любом контакте со мной старалась из всех сил показать свою значимость. Словно она не прислуга, а чертова хозяйка.
Короткая юбка оголила округлые бедра, и полоску черного белья. Она подняла поднос с засохшей едой с пола. Марго пришла за моим ужином спустя сутки, словно специально желая оставлять подольше в комнате протухшие продукты. Словно это имело для меня какое-то значение. То состояние, в котором я находилась, исключало любые риски неудобств. Когда ты на пороге гибели, вряд ли тебя будет заботить неприятный запах в комнате.
Она все еще не уходила, что было странно. Наше с ней общение всегда ограничивалось парой колких фраз с ее стороны. Все приставленные ко мне работники словно старались избегать моей комнаты, а если уж им приходилось здесь бывать, то несчастные сокращали продолжительность визита до минимума. Наверное, это было потому что никто из них не хотел оказаться на моем месте.
– Хватит валяться. Встань и прими душ. Шеф приехал и вызывает тебя. Через десять минут за тобой придут, – бросив напоследок в мою сторону взгляд, полный презрения, она вышла за дверь. Как только замок щелкнул, я приняла сидячее положение.
Повернувшись к зеркалу, посмотрела на свое отражение. Впавшие скулы, заостренный нос и темные круги под глазами. Невыносимая пульсация в голове накатывала волнами. Отвернулась, испытывая горечь от собственного вида.
Я опустила руки, и сейчас не могу точно сказать, что именно стало тем ударом, сбившим меня с ног. Исчезновение Исая из моей жизни, причину которого я как старалась, не могла понять. Или тот факт, что уже две недели я не видела своего сына.
В тот день, когда Олег вернул меня в дом Давида, я была похожа на живой труп. Спустя несколько часов в комнату заявился Астахов. Пьяный и злой. Я не знаю, что случилось с ним в тот день, но казалось, словно уровень его ненависти ко мне зашкаливал.
Он кричал на меня, обзывал гадкими словами. Он порвал на мне одежду, словно это могло ему помочь вернуть меня или сделать своей. Он рычал о том, как больно я ему сделала, и за это каждый день своей жизни я буду искупать вину. Словно это могло помочь ему исправить все случившееся, он был в шаге от того, чтобы взять меня. Но он не взял. В какой-то момент, когда я уже и не надеялась на спасение, он вдруг остановился и посмотрел мне в глаза. Столько было в его взгляде ненависти, боли, презрения. Человек, испытывающий подобное, способен убить. Но он не убил. И не закончил начатое.
– Ты думаешь, я трахну тебя и все наладится? – его губы исказил звериный оскал. Он провел ладонью по моему лицу так, словно никогда и ни за что больше не хотел его видеть. – Ты грязная шлюха и не достойна того, чтобы я касался тебя. А уж тем более, ты не достойна быть матерью моему сыну…
Раздираемый яростью, он сорвался к столу и, схватив ноутбук, швырнул его о стену. А после, словно ему показалось мало, он растоптал его ногами, превратив в груду обломков.
Лишь мой надрывный крик и полные слез и ужаса глаза смогли немного унять его пыл. Ему нравилось, когда мне больно. И чем хуже мне было, тем спокойней он становился.
Не забуду ту зловещую улыбку, появившуюся на его губах, когда он подошел ко мне снова.
– Ты больше не услышишь его и не увидишь. Ты больше не станешь пользоваться благами статуса моей женщины. Ты теперь никто. Грязь под моими ногами.
Я не слышала ничего после первой фразы. Казалось, меня лишили воздуха.
– Верни… верни мне хотя бы его… – горло сдавливало спазмом. Я смотрела на лежащий на полу мусор, который недавно был единственным средством связи с сыном.
Давид отбросил мою руку, которой я вцепилась в ткань его брюк.
– Верну, когда посчитаю, что ты того заслужила. А сейчас ты грязная тварь не должна даже говорить с ним.
С того момента он ни разу не приходил ко мне. Две недели полной тишины и одиночества. Две недели я не видела своего ребенка, и не знаю, где он и как он.
Лишенная всякой надежды я не могла найти в себе силы бороться. Но сейчас, когда я узнала, что Астахов здесь, и готов увидеть меня, в груди словно что-то зажглось. Маленький, едва различимый огонек, но и его хватило для того, чтобы вернуть мне силы.
С трудом добравшись до ванной комнаты, я умылась и привела в порядок волосы. Косметики здесь не было, как и запасной одежды. Затянув поясом от брюк порванную Давидом блузку, я посмотрела на себя в зеркало. Мертвецки бледная кожа, синяки под глазами и ссохшаяся кожа губ. Без слез не взглянешь. Но несмотря на столь жалкое зеркальное отражение, я была преисполнена сил и надежды. Я не позволю ему думать, словно уже сломана. Даже если я одна против всего мира, мне плевать. Я должна жить и бороться ради Дани.
Спустя пятнадцать минут постучали в дверь. Стоя у окна, я обернулась. В груди защекотала крыльями призрачная надежда. А когда дверь открылась, и в комнату вошел Олег, на лице расплылась улыбка.
– Добрый вечер, Роксана, – он прошел в комнату с совершенно каменным лицом. Я подошла к нему ближе, не решаясь задать ни одного вопроса из сотни имеющихся.
С того момента, как он отвез меня в дом Исая прошло уже две