Миры Артёма Каменистого. S-T-I-K-S. Пират. Красавчик без глянца. Александр Алефиренко
незапно широкое окно на втором этаже звонко лопнуло и вместе с осколками стекла из него вылетело грузное тело. Нелепо размахивая руками, оно упало на цветочную клумбу. Подёргавшись в конвульсиях, замерло. Парадная дверь с шумом распахнулась, и из клубов дыма, вырвавшегося наружу, появилась фигура парня в камуфляже. Под закатанными рукавами куртки бугрились тугие бицепсы, а мышцы груди, казалось, сейчас разорвут ткань. Мужественное красивое лицо с двухдневной щетиной. На лбу небольшой порез с засохшей капелькой крови. В углу рта окурок толстой сигары. Незнакомец прижимал к себе левой рукой ослабевшую хрупкую блондинку, а в правой сжимал рукоять автомата Калашникова, положив его себе на плечо. Замерев на месте, он небрежно выплюнул окурок и произнёс:
– Как я и обещал, заложница свободна, бандиты мертвы, а их главарь… – он оглянулся и, посмотрев на труп, усыпанный стеклянными осколками, презрительно ухмыльнулся, – выкуп больше не просит…
Герой замолчал, а после развернул к себе освобождённую пленницу и страстно припал к её полураскрытым губам…
– Стоп! Снято! Всем спасибо.
– Эдуард, ты, как всегда, бесподобен! – Группка миловидных девушек подбежала к актёру, размахивая глянцевыми портретами своего кумира. Снисходительно, с некоторой ленцой, словно делая одолжение, он размашисто, одну за другой, подписал маркером все протянутые фотографии. Режиссёр картины Альберт Вениаминович Сарацинский поднёс ко рту микрофон. Визгливый голос пожилого мужчины эхом разнёсся между сосен:
– Охрана! Что за бардак на площадке?! Немедленно уберите посторонних!
Вся съёмочная группа знала, что Венин сын, как все называли его за глаза, стремится всячески опекать актёра. И терпеть не может истеричных поклонниц Эдуарда Майского. Охранники оттеснили девушек.
– Альберт Вениаминович, ну зачем вы так? У нас же перерыв.
– Эдуард, вы же знаете, как я к вам отношусь. – При этих словах некоторые из находившихся на площадке непроизвольно прыснули. Режиссёр покосился на них и продолжил: – Вам следует отдохнуть, пока декораторы подготовят площадку. Если вы не забыли, то на сегодня запланировано отснять ещё два эпизода.
Альберт Вениаминович вдруг капризно поморщился и, вытащив из нагрудного карманчика кожаной жилетки надушённый платок, поднёс к носу.
– Фу, какая мерзость! Виталий! – подозвал он своего помощника.
– Слушаю вас, Альберт Вениаминович, – подскочил к режиссёру Виталий Нестеров.
– Будь добр, выясни, откуда так кислятиной несёт. Дышать совершенно невозможно, а у меня ведь астма. – С этими словами Альберт Вениаминович вынул из внутреннего кармана аэрозольный ингалятор и, засунув в рот мундштук, два раза нажал на клапан.
– Сейчас всё сделаем. Наверное, пиротехники перемудрили со своими опытами, у нас же в понедельник туман в кадре должен быть. Вот и пробуют запускать свою машину, вон и дым, кстати, уже полосами стелется.
Стелется полосами – мягко сказано. Уже через минуту всю съёмочную площадку полностью заволокло то ли белым дымом, то ли туманом. И настолько плотно, что буквально в метре ничего не видно, а запах от него исходил явно не туманный, сильно уж химией отдавал. Если бы не эта вонь, то можно было бы поздравить пиротехников с удачным экспериментом – туман практически не отличить от настоящего.
– Нет, меня этот божественный аромат точно с ума сведёт. – Режиссёр плотно прижал надушённый французскими духами платок к лицу, закрывая рот и нос.
– Альберт Вениаминович, я не смогу в этих условиях работать. – Из дымки рядом с ним материализовался Эдуард. – У меня прямо голова раскалывается и дикий сушняк.
Майский подошёл к столику режиссёра, торопливо схватил нераспечатанную бутылку минеральной воды и с хрустом провернул пробку. Жадно присосавшись к бутылке, в три приёма, отрываясь от горлышка лишь отрыгнуть газы, опустошил её. К большому удивлению, почему-то легче ему не стало. С него мгновенно слетела напускная спесь. Непонятное чувство страха и безысходности неожиданно овладело кумиром женских сердец. Вроде ничего сверхъестественного не произошло – всего лишь обычный туман. Но щемящая сердце тоска, непонятно из-за чего появившаяся, и уже упомянутый страх, стягивающий кожу и вздыбливающий каждый волосок, чрезмерно взволновали актёра. И когда позади него раздалось утробное урчание, точка переживаний достигла пика. Эдуард быстро и нервно развернулся, едва не столкнувшись с режиссёром лицом к лицу. Альберт Вениаминович успел неслышно приблизиться к нему почти вплотную. Сноровисто обхватив актёра холёными руками, потянулся ртом к его горлу.
– Вы с ума сошли?! Я ведь предупреждал, что меня интересует лишь противоположный пол! Не лезьте ко мне! Да, что же это такое?! – Эдуард вырвался из объятий тщедушного режиссёра и оттолкнул его от себя. Но Альберт Вениаминович не успокоился и снова потянулся к актёру.
– Ай! – вскрикнул Эдуард, когда зубы режиссёра впились в его правую руку, которой он отталкивал от себя противного старика.
– Сдурел, пень старый?! Больно же! – не контролируя себя, вскричал актёр, еле вырвав свою прокушенную кисть