Политические сочинения. Андрей Медушевский
Чичерину в возрождении теорий естественного права и общественного договора Руссо, высказывавшиеся в современной ему юридической литературе. Отсюда понятна также логика проводившейся Чичериным критики известных правовых теорий того времени, дававших определение права с неокантианских позиций (например, работы Р. Иеринга «Цель в праве» и С.А. Муромцева). В учении о формах государственной власти для Чичерина характерна известная дихотомия, т. е. все образы правления он однозначно подразделяет на государственные и негосударственные. При этом в отличие от Гегеля Чичерин придает самостоятельное значение не только идеалу государственного устройства, но и подготовившим его формам, отмечая, что с исторической точки зрения «все образы правления одинаково правомерны, хотя не все обнаруживают одинаковую степень развития». Однако, как и Гегель, идеальной формой правления Чичерин считал конституционную монархию, позволяющую, по его мнению, совместить сильную власть (монархическое начало) и свободу (элемент народного представительства). В этих идеалах нашли выражение политические устремления русского либерализма эпохи буржуазных реформ[167].
Развитие исторической мысли в середине XIX в. настоятельно требовало концептуального осмысления русского исторического процесса. Отметим, что уже в предшествующий период в историографии была про делана большая работа по сбору фактического материала и критике источников. Однако в рассматриваемый период наряду с определенными достижениями в критике источников все более явственно ощущается необходимость их теоретического осмысления. «Внутренняя история Рос сии, – подчеркивал К.Д. Кавелин, – не безобразная груда бессмысленных, ничем не связанных фактов. Она, напротив, стройное, органическое, разумное развитие нашей жизни, всегда единой, как всякая жизнь, всегда самостоятельной, даже во время и после реформы»[168]. Полемизируя со славянофилами («Ответ Москвитянину»), он выделил это положение в качестве главного: «В моей статье я отстаивал необходимость теории для русской истории». В то же время он рассматривал теорию не как извне навязанную интерпретирующую схему, но как отыскание определенной внутренней закономерности в саморазвитии процесса русской истории, ее внутреннего смысла: «Теория русской истории есть обнаружение законов, которые определили ее развитие». Этот поиск теоретического подхода обусловливался не только потребностями собственно исторической науки, но и общественным движением предреформенной эпохи: «В наше время русская история становится предметом общего любопытства и деятельного изучения». Накануне реформ стало необходимым осмысление русского исторического процесса в целом в перспективе взаимосвязи прошлого, настоящего и будущего. Этот подход был, по существу, открытием историзма в подходе к социальным явлениям: «Возможность в одно и то же время судить историческое явление на основании прошедшего и чаемого будущего расширяет
167
См.:
168