Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке. Рикарда Вульпиус

      226

      Марасинова. Власть и личность. С. 257–260. С критикой подобной интерпретации введения такого единого обозначения, как рабы, выступает Каменский. Подданство, лояльность, патриотизм. С. 75–82. – В дискуссии по вопросу, требовалось ли при Петре I подданство, связанное с личностью или с государством, Маргарет Вольтнер поддерживает позицию, что при Петре принятие православия для получения подданства утратило значение и было заменено требованием приверженности российскому государству. С другой стороны, Клаудио Ингерфлом, опираясь на историко-понятийные исследования текстов присяги коренных народов и иностранцев, пришедших с запада, придерживается мнения, что петровское представление о правлении все еще было связано с личностью и поэтому преждевременно говорить о том, что присяга была связана с государством. В. Н. Бенда указывает на значение новой формы впервые зафиксированной законом присяги на верность. Ранее это был только устав, теперь же она была зафиксирована в манифесте (18.08.1721). В этом манифесте, однако, по-прежнему утверждалось, что присяга приносится русскому государю (а не государству). Woltner. Untertanenschaft von Westeuropäern in Russland bis Peter einschließlich. S. 47–60; Ингерфлом. Историографический миф о верности «государству» при Петре Великом; Бенда. «Присяга на верность…».