Ревность. Кристина Французова
со временем нам удалось укротить эмоциональную бурю. А последние полгода примерно, в наш быт незаметно вошла новая семейная традиция: отныне мы ужинали, словно великосветская интеллигентная пара, чинно восседая за длинным обеденным столом, накрытым шуршащей накрахмаленной скатертью. И только после трапезы, либо после того, как Георгий уделял внимание незавершённым рабочим делам, мы исступлённо и без оглядки отдавались взаимным ласкам.
– Можно идти в регистратуру. – Володя бесцеремонно ворвался в мои размышления.
С бумагами закончили быстро. Оказалось, что вчера муж всё подготовил и забрал с собой рецепты и график приёма лекарств. Поэтому от меня потребовался только паспорт и несколько подписей.
Улица встретила запахом сырости и промозглостью. Но даже унылая погода не давила сильнее, чем здание, которое я покидала. На календаре середина сентября. Низкие свинцовые тучи, нависшие над городом, вместе с порывистым ветром и моросью зловеще пугали, что солнце будет выкатываться на небо всё реже и реже. Я поёжилась.
– Пойдёмте быстрее, Мира Андреевна, пока вы не замёрзли. Извините, я не знал, что нужно захватить куртку. Но машина недалеко. – Володя не оставил без внимания мою зябкость. А я в ответ скорчила недовольную мину. Забота – это, бесспорно, положительное человеческое качество, но, когда её становилось чересчур, невольно появлялось желание раздвинуть личные границы. Или за меня говорили приобретённые в больничных стенах капризы.
Широкий размашистый мужской шаг не чета моему дрожащему, пугливому. Когда я подошла к припаркованному внедорожнику, Володя успел сложить сумки в багажник и терпеливо поджидал, предусмотрительно открыв заднюю дверь. Путь домой показался слишком коротким. Я даже заметила, что несколько раз оглянулась. Странное чувство, учитывая, что как правило все нормальные люди, кто покидал лечебные учреждения, наоборот, стремились уехать как можно дальше и чем быстрей, тем лучше. Меня подташнивало, и незнакомое беспокойство шевелилось возле солнечного сплетения.
«Самое страшное, что могло произойти, я пережила две недели назад».
«Нужно время. Вокруг тебя лишь отголоски, что приносит злое эхо».
Перед самым входом в особняк, я потопталась… досадливо хлопнула себя по бёдрам и тогда перешагнула порог. Наш с мужем дом, всегда казался мне слишком большим, пустым и холодным. В нём не хватало житейского шума, но дорогого для любой семьи – детского смеха и лая собак; уют и тепло старательно обходили дом стороной, не прельщаясь богатым, роскошным убранством. Первый этаж удивлял высоченными потолками, мраморными полами и огромной хрустальной люстрой в холле. На стенах дорогие полотна картин, обрамлённые в затейливые рамы. Напротив входной двери широкая центральная лестница, разветвляющаяся после первого пролёта на два ручейка, упиралась в огромную картину почти два метра высотой, на которой изображены я с мужем в день бракосочетания. Художнику пришлось писать картину по фото. Поскольку Гера категорически отказался позировать,