Ночь борьбы. Мириам Тэйвз

      – С этого дня начинается наш неореалистический период, – сказала бабуля сегодня утром. Она плюхнула на стол жареную картошку и бутылку кетчупа и добавила: – Плевое дело! – Она сказала, что у меня под глазами голубые галочки, как логотип «Найк». Мне нужно больше спать.

      – В чем проблема, Суив? Плохие сны?

      Бабуля хранит всю борьбу своей жизни в альбоме. Альбом – ее любимое слово. Она говорит, что слова – это воплощение души. Она пишет Горду письмо, потому что это задание я дала им с мамой вчера на нашей редакционной встрече. Мне она тоже дает задания. Мы соредакторы. Мама говорит, что мы не сможем позволить себе терапию, если между сеансами только и будем писать письма людям, которых нет. Но бабуля считает, что это полезно. Она говорит, что мы можем стать своим собственным бюро. Она говорит, что письма начинаются как что-то одно, а потом превращаются во что-то другое. Но мама не доверяет письмам, как и фотографиям. Она ненавидит изображения. «Я не хочу быть запечатленной в мгновении!»

      Бабуля говорит, что фрагменты – это единственная правда.

      – Фрагменты чего? – спросила я.

      – Вот именно! – сказала она. Она спросила, что мне снилось прошлой ночью. Я сказала, что мне приснилось, что я должна написать прощальное письмо, использовав слова «один» и «синий».

      – Na oba![1] – воскликнула бабуля. – Это и будет твоим заданием на сегодня, Суиверу!

      У нее есть свой секретный язык. Она даже не спросила, кому будет адресовано мое письмо. Бабуля опускает важные детали, потому что жить ей осталось минут пять и она не хочет растрачивать их на мелочи.

      – А если бы мне приснилось, что я голая и не могу попасть домой? – спросила я. – Это тоже стало бы моим заданием?

      – Na jungas! – ответила она. – Со мной такое случалось множество раз!

      Бабуля любит поговорить про тело. Она любит в теле все, каждый уголок и щелочку.

      – И как же такое могло случаться с тобой множество раз? – спросила я.

      – Такова жизнь! – сказала она. – Ты должна любить себя, несмотря ни на что.

      – Разве же это жизнь, – сказала я. – Постоянно оказываться голой и вне дома?

      – Плевое дело! – Она подсчитывала свои таблетки и смеялась.

      После этого у нас был урок математики.

      – Карандаши на изготовку! – закричала она. – Если у тебя есть пазл с фермой амишей на две тысячи деталей и тебе удается добавлять к пазлу по три кусочка в день, сколько дней тебе нужно еще прожить, чтобы закончить пазл?

      Урок математики прервал звонок в дверь.

      – Бейсбол! – закричала бабуля. – Кто бы это мог быть?

      Звонок в дверь играет песню «Своди меня на бейсбол»[2], бабуля каждый раз заставляет меня петь ее вместе с ней во время седьмого иннинга, даже если мы смотрим игру дома в гостиной. Еще она заставляет меня вставать во время гимна в начале игры. Мама не встает на гимн, потому что Канада – это сплошная ложь и преступление.

      В дверь звонил Джей Гэтсби. Он хочет снести наш дом. Я подошла к двери, открыла ее и сказала ему:

      – Он твой за двадцать миллионов долларов.

      – Послушай, можно мне поговорить с твоей мамой. В прошлый раз ты сказала… – начал он.

      – Двадцать пять миллионов долларов, – сказала я.

      – Извини, – сказал Джей Гэтсби, – я бы хотел поговорить с…

      – Тридцать миллионов долларов, капиталист, ты английский понимаешь? – я захлопнула дверь.

      Бабуля сказала, что я немного переборщила. Бабуля добавила, что он боится смерти. Она произнесла это как оскорбление. Он сбился с пути! Джей Гэтсби хочет снести наш дом и построить роскошный подземный бункер на случай Судного дня. Джей Гэтсби однажды купил дом на тропическом острове, а затем заставил всех остальных жителей острова продать ему свои жилища, чтобы весь остров оказался в его распоряжении, чтобы он мог там принимать экстази и заниматься йогой с бывшими моделями. Он заставлял всех моделей принимать специальные таблетки, которые делали их дерьмо золотым