Мир поздней Античности 150–750 гг. н.э.. Питер Браун

      © С. А. Воронцов, Е. Ю. Рещикова, М. Ю. Биркин, перевод с английского, послесловие, 2024

      © М. Ю. Биркин, комментарии, 2024

      © Д. Черногаев, дизайн серии, 2024

      © OOO «Новое литературное обозрение», 2024

      Предисловие

      Эта книга – исследование социальных и культурных изменений. Я надеюсь, что, ознакомившись с ней, читатель получит представление о том, как и даже почему мир поздней Античности (примерно с 200 по 700 год н. э.) стал столь непохожим на «классическую» цивилизацию и как, в свою очередь, стремительные перемены той эпохи предопределили разные пути развития Западной и Восточной Европы и Ближнего Востока.

      При изучении этой эпохи необходимо постоянно осознавать напряжение между изменениями и преемственностью, существовавшее в этом исключительно древнем и прочно утвердившемся мире вокруг Средиземного моря. С одной стороны, это то печально известное время, когда безвозвратно исчез ряд античных институтов, чье отсутствие для человека середины III века н. э. было просто невообразимо. К 476 году Римская империя прекратила свое существование в Западной Европе, к 655 году Персидская империя – на Ближнем Востоке. Писать о мире поздней Античности в духе меланхоличной истории «Заката и падения»1 слишком просто: если смотреть со стороны Запада – это конец Римской империи, если со стороны Ирана – конец Сасанидской империи. С другой стороны, мы все больше осознаем те новые, удивительные истоки, которые связаны с этой эпохой: мы движемся в их направлении, чтобы выяснить, почему Европа стала христианской, а Ближний Восток – мусульманским. Мы стали высокочувствительны к «современному» характеру нового, абстрактного искусства той поры. Сочинения таких людей, как Плотин или Августин, удивляют нас, будто – как в какой-то необычной увертюре – мы уловили звуки столь многих мелодий, которые чувствительный европеец стал считать более «современными» и ценными, чем в своей собственной культуре.

      Глядя на мир поздней Античности, мы оказываемся перед выбором, погрузиться ли в полную сожалений думу о древних руинах или воодушевленно восхвалять новый этап развития. Чего нам часто недостает, так это чувства того, каково было жить в том мире. Подобно многим современникам тех изменений, о которых написано ниже, мы становимся или крайними консерваторами, или истеричными радикалами. Римский сенатор мог писать так, будто он еще жил во времена императора Августа, а затем, как и многие в конце V века, очнуться, поняв, что в Италии уже больше нет никакого римского императора. В свою очередь, христианский епископ мог приветствовать бедствия варварских вторжений, как если бы они бесповоротно обратили людей от мирской культуры к Небесному Иерусалиму. Впрочем, делает он это все еще на латинском или греческом языке, неосознанно следуя образцам классической литературы. Наконец, его представления о вселенной, предубеждения и модели поведения по-прежнему выдают в нем человека, который еще крепко связан с восемью веками жизни Средиземноморья.

      Как обратиться к великому прошлому, не «приглушив» изменения? Как меняться, не теряя своих корней? И прежде всего, что делать с чужаками среди вас – что делать с людьми, исключенными из традиционно аристократического общества, что делать с мыслями, которые не находят выражения в традиционной культуре, с потребностями, не артикулированными в общепринятой религии, с настоящими чужеземцами из‐за границы. Это те проблемы, с которыми сталкивается любое цивилизованное общество. В эпоху поздней Античности они были в высшей степени насущными и требующими внимания. Я не могу представить себе, что читатель может быть настолько равнодушен к образу античных Греции и Рима или к влиянию христианства, чтобы не стремиться прийти к какому-либо мнению о мире поздней Античности, в котором произошла радикальная трансформация греко-римской цивилизации и победа христианства над классическим язычеством. Однако мне следует пояснить, что, предоставляя свидетельства, я сконцентрировался на том, каким именно образом люди поздней Античности справлялись с проблемой перемен.

      Римская империя раскинулась на обширных и непохожих друг на друга землях – изменения, которые она испытывала в эту эпоху, были сложны и многообразны. Они охватывают множество процессов, начиная с очевидных и хорошо документированных явлений, таких как, например, последствия войн и высокая налоговая нагрузка на общество в III–IV веках, и заканчивая глубинными и загадочными сдвигами, наподобие тех, что влияют на отношения людей к их собственному телу или ближайшим соседям. Потому я надеюсь, что читатель стерпит, если я начну первую часть этой книги с трех