Избранник смерти. Евгений Валерьевич Решетов
стоять, опираясь на стену, будто немощный старик.
Мишка ткнул пухлой рукой в сторону перевёрнутого креста и тихонько пробормотал, тряся вторым подбородком:
– Символ сатанизма.
– А ещё символ святого Петра, Ежов, – хмуро вставил я, вдыхая пахнущий хвоей влажный воздух. – Так что тебе конкретно нужно сделать, балбес?
– Войти внутрь и сфотографироваться возле алтаря, Андрей.
– Ясно, – кивнул я и добавил: – Не играл бы ты больше в карты на желания с этими хмырями из двести второй группы. Они там все заодно, скопом валят любого, кто сядет с ними играть. Надо будет завтра сказать им пару ласковых. Старшекурсник я или кто?
– Скучно же, вот и решил сыграть, – промямлил парень, отмахиваясь от назойливых комаров. – Сам знаешь, что интернет в этой глуши не ловит, а книжки все прочитаны, даже те, которые ты мне по-соседски давал. Только и делаю, что с утра до ночи лопатой машу. У меня уже спина не разгибается, а на руках мозоли больше, чем титьки у Аньки, ну, той, что с первого этажа нашего подъезда. У неё там ого-го! Размер четвёртый.
– А чего ты ожидал от раскопок? Это тебе не пикник у обочины, – усмехнулся я и подбодрил парня: – Зато теперь Игорь Владимирович на втором курсе экзамен тебе автоматом поставит.
– Угу, – уныло выдал Мишка, пугливо глянул на церковь и шумно сглотнул.
– Да не трясись ты так, будто из окна сейчас упырь выскочит и обглодает тебя до самых костей. Нет там никого, кроме мышей да белок. И то, насчёт белок не уверен. А вот мыши там точно есть: большие, серые и голодные. Вот они-то тобой закусить могут.
– Знаешь, Андрей, твоя ирония неуместна. Это из уютной петербургской квартиры не верится во всякую чушь, а вот ночью в глухом лесу перед заброшенной церковью потусторонняя чертовщина уже не кажется выдумкой. Откуда тут вообще церковь? Кто её построил? Бобры?
– Наверное староверы где-то неподалёку жили, – предположил я. – Ну что, пошли спасать твою девичью честь или так и будем дышать свежим воздухом? Если не сделаешь фотку, то завтра тебя все засмеют. Так репутация и теряется.
– Постой. Дай собраться с духом, – умоляюще проговорил побледневший Ежов и доверительно признался: – Страшновато мне. Это ты всегда каким-то непробиваемым был, а уж после того, как у тебя сестра в том году погибла, так и вовсе будто жизнь ценить перестал. У тебя даже взгляд изменился: стал тяжёлым, мрачным. Иногда как зыркнешь на кого-нибудь, так человек аж бледнеет, – горячо прострекотал Мишка и вдруг спохватился: – Ой, наверное, я лишнего наговорил! Извини, Андрей. Это я со страху всякую чушь молочу.
Внутри меня всё заледенело, а перед глазами, как наяву, встала искорёженная машина. Не успел, не уберёг. Смерть младшей сестры стала для меня страшным ударом. Родители же ушли ещё раньше: мать от рака, а отец от инсульта.
– Андрей, ты чего молчишь? Ты же не обиделся? – спросил парень, растянув губы в заискивающей улыбке.
– Нет. Пошли, а то завтра вставать рано.
– Пошли. Только выпью для храбрости.
Ежов воровато вытащил из спецовки помятую алюминиевую фляжку, подрагивающими пальцами скрутил крышку и сделал несколько глотков, а потом весь сморщился и торопливо занюхал рукавом.
– Ух-х-х какая ядрёная штука, – мучительно протянул он, смахнув выступившую слезу. – Спирт с какими-то травами.
– Где добыл? – с любопытством спросил я, взяв тару из руки паренька.
– Денис откуда-то целую полторашку припёр. Только я тебе ничего не говорил.
Я кивнул и отправил в рот порцию огненной воды. Она скользнула по пищеводу, осела в желудке и оставила после себя терпкое послевкусие. Да-а, хорошая штука. Даже у меня чуть слезу не выбила. Но я сдержался и решительно двинулся к церкви, ступая берцами по высокой траве. Ежов нехотя поплёлся за мной.
Свет фонаря скользнул по брёвнам приблизившейся церкви и сорвал покров мрака с уродливых наростов и жёлтых плесневелых пятен, похожих на трупные. Они не вызвали у меня никаких эмоций. Я спокойно взошёл на останки крыльца и потянул на себя дверь, висящую на одной петле. Раздался жуткий скрип, ударивший по барабанным перепонкам.
– Гыгык, – издал нервный смешок Мишка.
– Не гыгыкай, а то тут всё рухнет, – предупредил я его и посветил фонарём внутрь церкви.
Пятно света пробежало по гнилым листьям и влажно поблескивающей грязи, а затем облизало забитые досками боковые окна и натолкнулось на алтарь, стоящий у дальней стены. К нему вели две цепочки следов, намекая на то, что кто-то тут уже побывал и всё закончилось для него благополучно.
Однако стоило мне войти внутрь, как под ногами опасно заскрипел пол.
– Иди чуть позади меня, чтобы не создавать большую нагрузку на доски, – приказал я Ежову и осторожно двинулся дальше, косясь на свисающую с потолочных балок паутину. Она вяло колыхалась, словно в такт нашим чавкающим шагам. А в проникающих сквозь дыры в кровле лучах лунного света танцевали пылинки. Алтарь же становился всё ближе и ближе. Мишка уже начал вытаскивать телефон, громко вдыхая