Звонари. Надежда Тэффи

      Обещал дяденька приехать в субботу к вечеру, чтобы вместе потом разговляться, да разлив удержал, и поспел он только к четвертому дню праздника.

      Приехал веселый.

      Дом куропеевский встретил его радостно. Все двенадцать окон, что выходили на соборную площадь, сверкали на солнце свежевымытыми стеклами, звенели, отражая колокольный звон, и празднично сквозили на них синеподкрахмаленные занавески.

      Забрал свои кульки, вылез из тарантаса.

      Дернул за звонок. Еще и еще. Что-то долго не отпирали.

      Высунулась девка, какая-то точно одурелая.

      – Ась?

      – Не ась, а здравствуйте.

      – Ась?

      – Ваши-то дома?

      – Ась? Дома, дома. Пройдите в зальце.

      Дяденька расчесал бороду. Вошел.

      Навстречу ему выплыла сестрица Анна Егоровна с Нюточкой. У обеих уши завязаны, и из повязки вата торчит.

      – Здравствуй, голубчик… – чмок-чмок, – воистину… Ась? Чего долго не ехал? Что? Чего?

      – Да что вы – распростудились тут все, что ли?

      – Чего? Ты громче говори. Да пойдем на ту сторону, ко мне в спаленку. Там все-таки легче.

      – А сам-то где? – спрашивал дяденька.

      Но Анна Егоровна только щурилась, жмурилась и вела его по комнатам. Нюточка за ними.

      Пришли в спаленку.

      Анна Егоровна развязала платок, вынула из ушей вату и паклю.

      – О-ох! О-ох! Сам-то под периной, и две подушки сверху навалены. Иди, Нюточка. Растолкай папеньку.

      – И где вас тут угораздило простудиться-то?

      – О-ох! О-ох! И не простужены мы, а звон нас донял. Четверо суток с утра до вечера гудет! Везде на Святой любителям звонить разрешается, ну эдакого, как в нашем городе, – нигде нет. Сапожник Егоров и трубочист Гвоздев. Один гудит, другой очереди ждет. И как у них головы не треснут! Житья от них нет, хоть из дому беги!