Роковой май. Родионова Маргарита

      Вот уже двадцать с лишним лет я пытаюсь погасить огонь ненависти, но боль тлеет и не хочет уходить. Время не лечит. Оно отодвигает боль, накладывая временные повязки, пропитанные текущими событиями, как лекарством. Неосторожное слово, воспоминание, звук срывают эти повязки, а под ними всё та же кровоточащая рана. Время растягивается в пространстве и застывает. Двадцать три года на моём календаре май, на моих часах полдень.

      В марте раздался телефонный звонок, неожиданно разорвав тишину, прокатился эхом по квартире, оттолкнулся от стен и вернулся к аппарату. Сердце отчего-то ёкнуло и неровно забилось.

      – Добрый вечер, – в трубке прозвучал знакомый голос.

      – Добрый, если он будет таким после твоего звонка.

      – Как дела? – начал издалека голос.

      – Ты звонишь поинтересоваться моим здоровьем? С чего такая забота?

      – Ты, как всегда, не в духе. Тут такое дело…

      – Не томи.

      – К Ольге вернулась память, – в трубке помолчали.

      – О чём она вспомнила?

      В трубке продолжали молчать, слышалось только дыхание собеседника, указывая, что связь не оборвалась. Из телефона выплёскивалось очень красноречивое молчание. Мне показалось – из динамика веет холодом, и аппарат сейчас покроется инеем. Это было гнетущее, зловещее молчание. Захотелось прервать связь и больше никогда не отвечать этому абоненту. Словно почуяв, трубка ожила:

      – Мне не доложили, – в трубке хихикнули, – но Ольга рвётся в Петербург.

      – Что ты хочешь от меня? Мне начинать бояться?

      – Первоначальная версия – она хочет найти своих дочерей.

      – Причём здесь я?

      Голос опять замолчал, молчал долго. Мне тоже не хотелось говорить.

      – Ольга не рассказала о перестрелке своему мужу. Опасаюсь, что она может отомстить.

      – Я давно ничего не боюсь. Что ты с этого имеешь? И зачем мне эта информация? – в моем голосе усталость.

      – Время лечит?

      Я смеюсь:

      – Только никто не выжил. Оно убивает.

      – Ольга хочет продать акции клиники мужа. Он пока об этом не знает. Думаю, она останется в Петербурге. Может быть, это шанс залечить рану и заработать? Ты же помнишь, тебе не удалось сделать задуманное? Помоги мне. Я помогу тебе. Долги надо отдавать.

      – Причём здесь ты?

      – Каждому своё, – хохотнул голос.

      Я помню всё. Наверное, хорошо было Ольге без груза памяти о прошлом. А моё прошлое всегда со мной. Счастья в нём мало, только боль и ненависть. А могло бы быть иначе, если бы не Ольга. Она далеко, но то, что она жива и до сих пор не помнила ничего, меня преследовало, жгло. Меня мучила жажда мести.

      – Долги надо отдавать. Я это знаю, у меня нет выбора.

      – Выбор есть, свободы выбора нет, – ответили в трубке.

      – Да она мне и не нужна. Выбор давно сделан. Просто пришло время. Скинь информацию, я подумаю, – произношу устало.

      – Внимательно ознакомься, поправки принимаются. Детально всё обсудим при личной встрече.

      Разговор закончился. Сигаретный дым тонкой витой струйкой поднимался к потолку.

      «Месть – это блюдо, которое лучше всего подавать холодным… Я так долго с этим живу… Моё блюдо покрылось льдом… Неужели настал час возмездия?»

      Мне не верится, но я очень хочу в это верить. Я уже не понимаю, что принесёт облегчение за прошедшую жизнь, в которой ничего нет. Я так долго живу с этим костром злости и ненависти внутри, и уже не знаю, как это – не чувствовать боли, радоваться дню. Каждый прошедший день приближает меня к прыжку в бездну. Я терпеливо жду, когда к Ольге вернётся память, чтобы она смогла прочувствовать и понять мою боль, чтобы её накрыло волной отчаяния.

      От мыслей отвлёк звук пришедшего сообщения. Я открываю его, вижу фотографии, эмоции захлёстывает, перехватывает дыхание, глаза пересыхают. Мои слёзы закончились давно. Мне нечем плакать.

      «Надо подумать. C'est la vie – Такова жизнь. Not an experience I care to repeat, but c'est la vie – Жаль, что никто не возвращается, но такова жизнь».

      Я наливаю себе большую порцию коньяка. Пора в этой истории ставить окончательную жирную точку. Время пришло. Моё ожидание было не напрасным.

      «Всегда найдётся человек, который поступит с тобой так же, как ты когда-то поступила со мной. Помни об этом, – думаю я об Ольге. – Наступает момент, когда месть самый надёжный вид правосудия. Особенно в том случае, если наказания не было».

      Мысли о мести, не давали зарасти моим ранам, они резали меня, словно осколки стекла. А разве хорошая месть не лучшее лекарство для ран? Можно забыть слова, можно забыть поступки, можно забыть лица, но пережитые эмоции: боль, злость, страдания не забываются. Душевные раны кровоточат и навсегда остаются с вами. Для них нет лекарства. Для них нет срока давности. Душевные раны