Личный враг фюрера. Валерий Николаевич Ковалев

      – Сашка! – задрав вверх голову, прокричал босоногий мальчишка лет восьми, в выцветших штанах и майке. Рядом стояли еще два таких же, загорелых до черноты. У всех в руках удочки и куканы*

      На средней террасе дома идущей по его периметру, возник их лет пацан со снастями, сбежавший по ступеням деревянной лестницы во двор. Обычный одесский, с высоким раскидистым тополем в центре и вкопанным под ним дощатым столом с двумя лавками.

      – Ну чего орешь? – сплюнул на землю, подойдя ближе. – Время ровно пять утра, как договаривались. – Айда.

      Весело переговариваясь и толкаясь, вся компания высыпала со двора. Самого рослого, что кричал, звали Колька Озеров, остальных двух Шурка Зозуля и Ленька Зальцман. Сбежавшего с террасы – Сашка Маринеско. Проживали мальчишки на улице Софиевской по соседству и были друзья – не разлей вода.

      Заводилой являлся Сашка, большой выдумщик, романтик и драчун. Колька, в отличие от него был спокойный и рассудительный. Шурка отличался южным темпераментом – был вспыльчивым, но отходчивым, а Ленька, с всегда грустными глазами, имел склонность к созерцательности.

      На востоке проклюнулся край солнца, зарозовело небо, стали спускаться по плитняку улицы к морю. Над ним таял легкий туман, стоял штиль, пахло водорослями и йодом.

      – Отличный будет денек, – шмыгнул облупившимся носом Шурка.

      – На все сто, – согласились остальные.

      Улица кончилась, свернули на другую, идущую вдоль побережья. Миновав судоремонтный завод, вышли к кладбищу старых кораблей за ним. Здесь доживали свой век ржавые пароходы с баржами и дебаркадеры*, в море уходил свайный причал с остатками деревянного настила. Взрослые сюда не заглядывали, ходить по нему было опасно.

      На золотистом, еще прохладном песке рядом, все быстро разделись до трусов. С хохотом вбежали в воду (была как парное молоко), принялись играть в «жука», догоняя друг друга, топя и ныряя. Накупавшись, вернулись обратно. Прихватив снасти, прошли по трухлявым перекладинам свай далеко вперед. Там, уселись рядком, свесив вниз ноги, наживили червями крючки, поплевав на них, и закинули удочки.

      Клев был неплохой. В основном шли бычки, по местному «кругляк», попадались скумбрии и кефаль. Часа через три, на куканах было кило по пять рыбы.

      – Ну шо, пацаны, может хватит? – почесал цыпки на ноге Ленька. – Шамать* уж больно хочется.

      – Точно, – поддержали его Колька с Шуркой. Сашка, уставившись на поплавок, молчал.

      Внезапно тот булькнул один раз, второй. Ловко подсек, в руке забился крупный бычок.

      – Теперь можно и за шамовкой*, – насадил на кукан.

      Все вытащили из воды свои, раскинув в стороны руки и удерживая равновесие на перекладинах, вернулись на берег. Там, спрятав удочки на полузатонувшем буксире, оделись и, прихватив добычу, отправились на ближайший базар. Лучше бы конечно на «Привоз», там цены выше, но, далековато. Тут же совсем рядом – пятнадцать минут ходьбы.

      Базар был небольшой, но по южному шумный и разноголосый. Говорили на русском с украинским, молдаванском и идиш*. На лотках продавали мясо с птицей, всевозможные овощи с фруктами, протолкались в рыбный ряд.

      – Здравствуйте тетя Цыля, – остановились перед дородной торговкой гренадерского роста и с усиками над губой. – Вот, принесли бычков, скумбрии и кефали.

      – Бачу, – цепко окинула глазами. И назвала цену.

      – Пойдет, – переглянулись друзья.

      Ссыпав улов в извлеченную ею из-под прилавка корзину, получили засаленные купюры на всех и, распрощавшись, потолкались дальше. Остановились у хлебного ларька, купив буханку пеклеванного*, в другом, рядом, взяли колбасы «собачья радость», а на лотках с зеленью пупырчатых огурцов и южных мясистых помидоров. На выходе с базара, у безного инвалида на тележке купили пачку папирос «Дюшес» (спички были), у торговки литровую бутылку кваса и вернулись обратно.

      Усевшись в тени буксира, разделили оставшиеся рубли, подкрепились и задымили папиросами. Всерьез этим делом не увлекались,