Танцующая для дракона. Небеса в огне. Марина Эльденберт
щества иртханов за моральный ущерб. В твоем случае она выражается в достаточно серьезном денежном эквиваленте, поскольку ты могла лишиться жизни.
Вот теперь я почувствовала, что мои брови подползли куда-то в район стянутых в хвост волос. Не на затылок, но близко к тому, вместе с глазами.
Надо бы хвостик развязать, что ли. А то он так плотно завязан, что я умудряюсь не хотеть спать даже в шесть утра.
– Насколько серьезном?
Леона назвала сумму, и я поняла, что в ближайшие пару лет мне можно не работать. При учете того, что я не буду задумываться о том, куда тратить деньги. Вообще.
– То есть я смогу нанять киллера для того, кто должен надеть Гроу таэрран?
Теперь брови подскочили уже у Леоны.
– Прости, – сказала я. – Я не спала уже больше суток и дико перенервничала.
– Взамен денежной компенсации ты можешь обратиться к Совету с любой просьбой. В частности, попросить о смягчении наказания. Этот закон внутренний, и о нем особо не распространяются, – Леона чуть понизила голос. – Но ты имеешь такое право.
Я подавила желание броситься ей на шею.
Вот да, в прямом смысле броситься, потому что сейчас других чувств во мне не осталось.
– Я хочу обратиться к Совету. Прямо сейчас.
– Сейчас не получится, – сестра улыбнулась. – Поскольку у Гроу двойное гражданство, этот вопрос будет решаться на отдельном Совете. Разумеется, если он добровольно откажется от выезда.
Он откажется, почему-то подумалось мне.
Откажется, потому что снимает историю Ильеррской, и вот от нее он точно не откажется. Сама не знаю почему, сейчас эта мысль кольнула какой-то диковатой противоестественной ревностью.
Спать надо больше, ага.
– Точно так же, как участь Мелоры.
– То есть?
– Суд над местрель Ярлис состоится отдельно.
– Погоди, а что у нас было сейчас?
– Предварительное разбирательство. Вынесение приговора на таком уровне никогда не происходит день в день.
– То есть мне надо будет еще каким-то образом попасть на вынесение приговора?
– На вынесении приговора Ярлис ты можешь присутствовать, как пострадавшая сторона. Что касается слушания по Гроу… думаю, мы просто их объединим. Потому что отдельно на него тебя не пустят.
Ладно.
Главное, что я смогу обратиться к Совету с просьбой, остальное детали.
– Мне надо вернуться, – сказала Леона. – Заседание почти закончилось, еще полчаса – и будем свободны. Поедем домой.
А?
– То есть как домой?
– Ты же хотела вернуться в Мэйстон.
– Вообще-то нет. Я говорила, что не уверена в том, что хочу продолжать сниматься, – внимательно посмотрела на сестру.
– И? – она вернула мне взгляд.
– Я остаюсь.
Готовая выслушать много всего интересного, внутренне напряглась, но к моему величайшему изумлению, Леона просто улыбнулась.
– Я рада.
– У-м-м-м…
Это единственное, на что меня сейчас хватило.
– Я правда рада, Танни. Возможно, я повела себя несколько экспрессивно, когда обо всем узнала…
– Несколько?
– Когда-то я сама была в такой ситуации, – она пожевала губы и бросила на меня быстрый взгляд.
– Ты?
– Да. Был момент, когда я думала, что мне придется выбирать между семьей и сценой. Точнее, между Рэйнаром и сценой, – она посмотрела на меня уже гораздо более пристально. – И я почти отказалась от второго, потому что для меня были очень важны наши отношения. Наверное, это решение было для меня самым тяжелым, но потом я увиделась с коллегами и поняла, что просто не смогу уйти. Не смогу подвести их, даже если это будет значить, что…
Она замолчала, словно подбирая слова.
– Прости, что заставила тебя думать так же. Я просто безумно волнуюсь за тебя, Танни. Возможно, я была не самой лучшей сестрой, потому что отчаянно пыталась заменить тебе маму, и… сейчас тоже, мне все время кажется, что мы стали слишком далеки, потому что живем в разных мирах. Мне жаль, что я не сказала этого раньше, но…
– У меня была самая лучшая в мире мама, – я шагнула к ней. – А сейчас у меня самая лучшая в мире сестра. Мне тоже жаль, что я не сказала этого раньше.
Второй шаг сделала Леона и крепко меня обняла. Так крепко, что перехватило дыхание, в этих объятиях не было порывистой спешки, как тогда, в палате, и таких сумасшедших чувств, но было нечто гораздо большее.
Уверенность в том, что я больше никогда не стану давиться глупыми детскими обидами просто потому, что она – иртханесса, а я – человек, потому что мы живем в мирах, которые соприкасаются лишь по касательной, и потому что ее мир никогда не примет меня.
Мы просто семья.
И точка.
Так какое