Маронка. Элина Лисовская
ся золотыми, розовыми, алыми цветами, с другой стороны уже показалась серебристая Первая Луна, а в темнеющей выси одна за другой вспыхивали яркие звёзды. Воздух был по-вечернему мягок, пахло травой, цветами, сухой землёй и, еле уловимо, горьковатым дымом.
Грузный вислоусый мужчина, сидевший на козлах крытой малмыги, принюхался и постучал кнутовищем по доскам, образующим перегородку между сиденьем возницы и просторным нутром повозки:
– Братие, кажись, впереди скоро гостильня покажется, либо ещё какой устоялый двор. Может, заедем, или нет?
Кожаная занавесь отодвинулась, и рядом с возницей появилась еще одна усатая голова:
– А далече?
– Кто ж его знает? Дымком потянуло.
Вторая голова принюхалась:
– Взаправду тянет. Я так мыслю, Пытусь, что ежели где добренько выпить да закусить можно, то с чего бы нам пропускать тое место?
Возница, именуемый Пытусем, одобрительно крякнул.
– А вы чего скажете, ясноваженные? – обратился второй куда-то в темноту малмыги.
– Ежели по здраву рассудить, дядько Гнатий, то надо бы поспешать, – отозвался чей-то голос. – Но, ежели рассуждать ещё здравее, то селение наше сквозь землю не провалится, да и маронка, пошли ей Вышнеединый благости всякой, поди, не помрёт, а коли судьба, так одно, вишь, не поспеем. А животина, ежели не покормить да роздыху ей не дать, копыта раскинет, тогда куда долее добираться будем. Опять же, марону убыток: держи ответ потом.
– Янчусь дело плетёт. Да и нам марон не велел в ущерб здоровью своему голодными сломя голову нестись по кромешной тьме, – ещё один мужик, высунувшись рядом с Гнатием, обвёл рукой степь, по которой неторопливо тащилась малмыга, запряженная парой крупных упитанных рогачей.
– Братие, – послышался еще один молодой, почти жалобный мужской голос, – может, всё ж отпустите меня обратно в Ученище? От меня ж марону в деле его пользы не более, чем от козлеца наливки.
Внутри малмыги раздались смешки, но Гнатий строго проговорил:
– Ты, штударь, изучаешь Слово Вышнеединого, в котором он свои наставления запечатлел, так? – судя по голосу, говоривший был горд вычурностью фразы. – Так, – не дожидаясь ответа, со значением продолжал Гнатий. – Значит, в тебе есть нужда. Марон мож совета твоего просить хочет, и наше дело – его повеление выполнить и тебя доставить. А уж отпускать или нет – на то лишь его воля.
– Да откуда же он обо мне прознал? Делами я не славен, в селении вашем не бывал, учение ещё долго не закончу…
– Про то нам не ведомо. Так что попусту себя не беспокой, ясноваженный Тума.
На том разговор закончился, и путь продолжился в тишине, прерываемой лишь глотками сливяной настойки да довольным причмокиванием, пока не показался крепкий частокол, окружавший придорожное заведение. Путники оживились: уже отчётливо чувствовался запах дыма, жареного мяса и лука – всё это вместе сулило неплохое времяпровождение, а с горечавкой – так и вовсе приятное.
Заскрипели отворяемые ворота, и малмыга въехала на просторный, почти пустой двор. Почти – потому что под навесом уже стояла чья-то повозка, небольшая, красиво отделанная, а из конюшни доносилось лошадиное фырканье.
Выбравшиеся из малмыги мужчины столпились возле повозки.
– Экая важная работа! – проговорил один.
– Я так мыслю, злотенков двести стоить будет…
– «Двести»! Дурень ты, Лабусь. Четыреста, а то и более.
– А по узору не то, чтобы наша… Диду Свербысь, что думаешь?
– А что думать? – хмыкнул приземистый белоголовый старик. – Вон, узор видите, колосками окружённый? С Дальнеюжья повозка.
– Ого… Это кто ж пожаловал к вам из столь отдалённых мест? – поинтересовался Пытусь у работника, который ловко распрягал рогачей.
– Так маронка одна. Красавица, аж глаза слепнут, – вздохнул парень. – А конь у неё какой! За того коня пару имений со всем и всеми купить можно.
– Да будет врать-то!
– Э-э-э, ясноваженный Тума! Там ворота, а вход в гостильню вон где, – Гнатий крепко взял за плечо щуплого парня в скромной серой рубахе. – А ты, малой, – обратился он к работнику, – ворота-то покрепче замкни. И ключ никому не давай. Особенно вот ему, – он указал на оробевшего Туму. – А то штударь наш всё потеряться норовит.
С этими словами Гнатий и его вынужденный спутник направились к высокому крыльцу. Следом потянулись и остальные.
Внутри гостильня ничем не отличалась от множества таких же заведений, стоящих на более-менее прибыльных местах. Та же стойка с полками за ней, уставленными неизменными глиняными сосудами с горечавкой и прочими настойками; дверь в кухню, откуда летели ароматные запахи жареного мяса, густого супа с сальцом, от коего в янтарной жидкости плавают жирные пятна, и прочих кушаний; те же расшитые полотна рукотканцев, вязанки лука и букетики колосьев. Разве что почище выскоблены полы да намыты столы.
За одним таким столом в самом дальнем углу