Аэродром. Надежда Тэффи

      Петербург ходит, задрав голову кверху.

      Приезжий иностранец, наверное, подумал бы:

      «Какая гордая нация».

      Или:

      «Не ищут ли они там, за звездами, чтоб погибнуть?»

      Э, нет! Не ищут! Просто знают, что французы летать приехали, – ну, и надеются, не залетят ли, мол, сюда на улицу, чтоб на даровщинку поглазеть.

      Каждый день, начиная с двух часов, огромная толпа бежит, едет, идет и ползет по направлению к аэродрому. Полеты начинаются (если только начинаются) в пять, но многие любят прийти с запасцем; часы в России считаются машинкой ненадежной и шаловливой и любят подурачить честной народ. Иногда посмотришь: на Николаевском вокзале стрелка показывает десять часов утра, а на соседней колокольне восемь вечера.

      На аэродроме веселятся как умеют: ругают буфет, ругают ветер, ругают солнце, ругают дождь, облака, холод, жару, воздух – ругают всю природу во всех ее атмосферических проявлениях и уныло смотрят на дощатые ангары, около которых суетятся тонконогие французы и избранная аэроклубом публика.

      Выдвинут из ангара длинную зыбкую машину, похожую не то на сеялку, не то на веялку, потрещат винтом, поссорятся и снова тащат на место. А публика бежит из буфета и, ругая бутерброды, спрашивает, кто полетел.

      Посреди круга – палка с флагом.

      Долго мучились, придумывая цвета. За границей, если полет отменяется, выкидывают красный. У нас – полиция запретила.

      – Это еще что за марсельеза! – Черный – тоже нельзя.