Взрыв любви. Гаутам Сачдева
ождались, тела умирали. Физическое тело смертно.
Между рождением и смертью находится существование. Существование, которое для человека означает сознание. С момента зачатия до момента смерти сознание является силой, оживляющей тело. Вы читаете это потому, что вы сознательны. Я написал это потому, что я сознателен. Без сознания не могло бы быть ни чтения, ни письма. Мы просто были бы двумя инертными телами.
Благодаря Сознанию есть мир. Благодаря Сознанию есть вы. Сознание Вечно. Не существует никого и ничего, что следует почитать, чему следует поклоняться, поскольку Сознание – это все сущее. Все, что существует, это видимости, которые существуют в Сознании, включая богов, которым мы поклоняемся. Разве это не очевидно? Если бы мы не обладали сознанием, то как бы мы могли поклоняться любым богам? Однажды мужчина, который думал, что задает умный вопрос Шри Нисаргадатте Махараджу, спросил мудреца, что тот будет делать, если Господь Шива и Господь Вишну войдут и встанут перед ним? Он смутился и даже обиделся, когда Махарадж ответил ему, что попросил бы их немедленно уйти. Поскольку то, что пришло, не представляет интереса, ибо рано или поздно это должно уйти. Ему интересно только то, что Вечно – ТО, что существует всегда. Конечно, Махарадж всего лишь попытался обратить внимание человека на то, что для того чтобы просто увидеть Шиву и Вишну, нужно обладать сознанием.
Вот что показывает нам Уроборос: то, чем мы на самом деле являемся, – это не тело, которое умрет, но вечное Сознание, которое не знает смерти. Сознание – это «вы», «я», «он» и, «она».
Самая главная цель любого алхимика – это обретение философского камня, который способен превратить простой металл в золото. Философский камень также считается эликсиром жизни, дарующим бессмертие. Уроборос – еще один важный алхимический символ, означающий, что «конец – это начало, а начало – это конец». Знаменитый рисунок Уробороса в алхимическом тексте The Chrysopoeia of Cleopatra[2] изображает змея, образующего кольцо вокруг слов: «Единое есть Все».
Единое, или одно, – это то, что не является противоположностью цифре «два». Единое, или одно, которое просто означает «не два». Одно, которое предшествует всем разделениям и при этом включает в себя все разделения, – это и есть Сознание. «Есть мир иной… но Он этот».
Введение
Однажды тихим воскресным утром, сидя за чашкой чая в ресторане, который находится рядом с Храмом Махалакшми в Мумбаи, мы с друзьями решили посетить самади (место захоронения) гуру – знаменитого мудреца Нисаргадатты Махараджа, поскольку оно находилось неподалеку, всего в десяти минутах езды на машине. Нисаргадатта Махарадж является одним из выдающихся представителей индийской философии Адвайты (не-двойственности). Он практически не имел образования, не знал святых писаний, однако множество людей со всего мира стремилось попасть в его тесную мансарду, расположенную в небогатом районе Мумбаи. Этот интерес к философу возник после того, как в 1973 году была опубликована его книга «Я есть ТО. Беседы со Шри Нисаргадаттой Махараджем».
Сам Махарадж не хотел иметь самади после своей смерти, так как все его учение было основано на концепции: «Ты – не тело». Поэтому мы решили, что лучше вместо его самади посетим самади его гуру и выразим свое почтение мудрецу, чей ученик стал одним из величайших современных мастеров Адвайты, появившихся на этой земле. Без долгих раздумий мы поймали такси и поехали.
Такси свернуло на узкую улочку, и внезапно я ощутил, как внутри меня возникло явно выраженное чувство страха. Это чувство было похоже на страх, который ощущаешь, когда идешь по безлюдной улице поздно ночью и знаешь, что за тобой никто не идет, но все же оглядываешься, просто для того, чтобы убедиться, что там никого нет. Во мне существовала часть, которая наблюдала этот страх, и другая часть, которая испытывала его. Это было очень странное ощущение. Вскоре такси остановилось, мы вышли. Я чувствовал, что мое сердце почему-то бьется все сильнее и сильнее, но причину этого своего состояния я понять не мог. Когда мы вошли во двор, мой друг Викрам попросил меня присесть на бортик и снять обувь, прежде чем ступить на площадку самади.
Это был момент, когда кое-что начало проясняться. Я поднял голову, чтобы осмотреться, и мой взгляд упал на два железных контейнера, лежавших примерно в сорока футах справа, которые использовались для погребального костра; в них клали дрова, чтобы кремировать мертвых. И только тогда до меня дошло, что мы оказались на смашане[3] Банганга. И это тот самый бортик, на котором двадцать лет назад, еще будучи маленьким мальчиком, я сидел вместе с семьей и наблюдал, как ярко горел в ночи погребальный костер моего отца.
Внезапно меня окликнул мой друг, не знавший ничего о чувствах, переполнявших мое сердце: «Смотри!» Я посмотрел и прямо перед собой, меньше чем в десяти футах, увидел самади Шри Сиддхарамешвара Махараджа.
Я был поражен: после перерыва в двадцать лет я был доставлен в то же самое место учением, которое несло идеи, полностью противоположные тому, о чем я думал, когда я был четырнадцатилетним мальчиком. Я тогда думал, что смерть – это