Курсант. Назад в СССР 8. Рафаэль Дамиров
й цветомузыкой и зеркальными подвесными шарами, завывал солист ВИА с прической крашенного пуделя. Артисты, в расписных рубахах от местной фарцы, задорно били по струнам, клавишам и прочим барабанам.
Веселенькая композиция «Песняров» сменилась холодным «Айсбергом» примадонны.
Только что скакавшие посетители расселись за столиками, радостно галдя и готовясь к очередным возлияниям.
Редкие парочки закружились в медляке под грустную, но наполненную томной энергетикой песню. Только я в этот вечер был один. И на душе скребли кошки. Много кошек…
Я тихо жевал оливье, периодически тыкал вилкой в остывшую котлету по-киевски. Иногда наполнял рюмку уже теплой водкой из низкого графина и выпивал сам с собой, тихо бормоча под нос нехитрые тосты, типа «За друзей и за удачу». За любовь пить не хотелось. Настроение не то… Будто батарейка резко села, а новую не позаботился купить.
Официант в белой рубашке, в черной жилетке и оранжевой бабочке (вылитый королевский пингвин, даже нос в форме клюва) в очередной раз попытался ко мне подсадить запоздалых гостей. Теперь это была парочка возраста романтических строителей БАМа.
Я гневно зыркнул на пришлых. Те поняли без слов, что хмурый дяденька совсем не рад их обществу, и ретировались. «Пингвин» попытался меня уговорить, что, дескать, товарищ, не положено одному четырехместный столик занимать. Но я хлопнул кулаком по столу, сверкнул ксивой и велел убираться прочь.
Хотелось побыть одному. Достал из кармана пиджака мятый конверт. В строке обратного адреса значился Новоульяновск. Сегодня я получил самое грустное письмо в своей жизни.
Развернул уже изрядно измусоленный листочек в ученическую клетку и снова прочитал послание от Сони. Писала, что выходит замуж. Что устала ждать и желает мне счастья. Писала о семье, детях и прочих нужных (наверное) вещах. Но между строк сквозила грусть и, может, даже горечь. Я это чувствоал.
И на хрена было меня извещать о своем замужестве? На приглашение на свадьбу это не походило. Тогда зачем?.. Я слишком сильно нажал на вилку, которую даже забыл воткнуть в котлету. Та скрежетнула по тарелке и согнулась.
Мы расстались сразу после моей командировки в Зеленоярск. Два с половиной года прошло уже. Думал, все быльем поросло. Но нет… Сердце защемило, и я снова хлопнул рюмашку. Поморщился и захрустел салатом.
Дочитал письмо, бережно его свернул и сунул в карман. Задумался… Может, Соня ждет, что я одумаюсь и примчусь к ней? Расстрою свадьбу, убью злодея и увезу ее на край света. Но такое только в фильмах бывает. Причем в голливудских. А в советских – если любовь, то навсегда. И свадьба только раз в жизни. Так и должно быть. Наверное. Только не готов я сейчас. А может, и никогда не буду готов. Будто прошлая жизнь не отпускает.
Жизнь новая, да я – все тот же. Неужели только так?
Напротив меня, за столиком побольше, вальяжно развалился мужик в модном костюме в полоску. Видно, что недавно его прикупил. На лоснящейся ткани ни заломов, ни потертостей. На франта совсем не похож. В плечах сажень, а морда угловатая, как у матерого мента или бандита. Рядом хихикали какие-то девицы в юбках, что еле скрывали ягодицы, и чокалась рюмками еще парочка каких-то подозрительных типов. Одеты попроще, но тоже в костюмы с иголочки. У самих руки мозолистые и глаза колючие. Не похоже они на интеллигентов или фарцовщиков.
Мой профессиональный взгляд уцепился за странную компашку, которая напоминала нефтяников, приехавших с северов пропивать кровные и развлекаться в компании ночных бабочек.
Путаны в последнее время в Москве плодились, как тля. Не как в девяностые, конечно, когда жрать после перестройки стало нечего, и толпы девочек из Поволжья, Ростова и Краснодара ринулись покорять столицу.
Неспешный вечер дурманил алкоголем, вытаскивая из глубин памяти грустные воспоминания. Соня, Соня… Не поеду тебя спасать. Лучше живи в башне с драконом, чем с таким как я – перекати-поле.
Рядом со мной на стул плюхнулось потное тело. Определил я это по запаху. Кавказец в рубахе, расстегнутой сверху почти до пупа, и с зубами цвета церковного купола бесцеремонно вторгся в мое грустное пространство. Галдел и махал руками сотоварищам, которые продирались к нам между столиками.
– Здес свабодна! – кричал он им.
– Занято! – зыркнул я на него.
– Слюшай, дарагой, – проговорил тот с вызовом. – Вижу, что свабодна. Зачем обманываешь?
К нам подоспели еще трое черноусых мохногрудых товарищей. Пестрые рубахи, модные джинсы. Скорее всего, местные торговцы фруктами. Горная братия наглым образом оккупировала мой стол.
– Я хочу побыть один, – тихо процедил я.
– Брат, сиди один. Мы с тобой разговаривать не будем, – гоготнул тот, который подсел первый.
И тут мимо нашего столика прошла Соня… У меня аж сердце провалилось. Я тряхнул головой и проморгался. Конечно, это была не она. Рыжая девчушка с точеной талией, затянутой в короткое платьице. Сейчас в каждой рыжеволосой девушке мне мерещилась Соня.
Один из моих новых соседей шлепнул ее