Орган времени. Игорь Чичилин
Степанович поймал меня. Как ни странно, поймал, убрав сети. Я чувствовал, что попался. Я не мог уйти. Хотя бы из чувства собственного достоинства – уйти значило бы признать себя трусом.
– Подождите, – улыбнувшись, произнес я, пытаясь найти выход из создавшейся ситуации, – зачем же так категорично: либо «да», либо «нет»? Всегда ведь можно найти компромисс.
– Какой компромисс? – сказал он. – Либо вы согласны, и мы делаем операцию, либо – нет. Ничего другого тут быть не может.
– Ну почему же? – я чувствовал, что теперь я уговариваю его. Было странно ощущать себя в новой роли, Сергей Степанович представлялся в ином свете. – Можно ведь подождать, отложить. В конце концов, я сегодня просто пьян – вы говорили, что в таком состоянии мне нельзя делать операцию.
– Это неважно, – ответил он, – можно и так. У вас достаточно крепкое здоровье. Я сделаю вам пару лишних уколов, и все будет в порядке.
– Ладно, – упрашивал я его, – все равно. Сегодня я не хочу. Давайте потом. Я соберусь с духом, решусь, тогда и сделаем. Может быть, прямо на следующей неделе. Хорошо?
– Нет, – твердо сказал он. – Сегодня.
– Но почему?
– На это много причин, важных и не очень, больших и маленьких. Сейчас все готово к операции, в следующий раз придется начинать сначала. И потом, зачем тянуть? Я не вижу в этом смысла.
– Но хотя бы день-два, – почти умолял я его.
– Нет, – сказал он. – Знаете, мне надоело вас уговаривать, я чувствую, что если вы не решитесь сегодня, то не решитесь уже никогда. Тем более что вы уже здесь. В следующий раз я не уверен, что смогу затащить вас сюда. Так что думайте – сегодня или никогда.
– Значит, вы считаете меня трусом? – с улыбкой проговорил я.
– Вам решать, – спокойно ответил он.
– Ну, а если я откажусь сегодня, тогда в другой раз…
– Нет, – прервал он меня, – другого раза не будет. Если вы отказываетесь, то мы расстаемся и больше уже не вспоминаем об этом. Я говорю вам: сегодня или никогда – решайте.
Я улыбался, глядя на него, чувствуя себя пойманным и зажатым. Он просто пригвоздил меня. Ни двинуться, ни дернуться было невозможно. Я не стал долго раздумывать и ответил почти сразу:
– Ну хорошо, – сказал я, – тогда…
И тут вошла Леночка. Дверь открылась, и на пороге появилась Леночка, не дав мне закончить фразу. Она впорхнула в кабинет и первое, что увидела, был я, сидящий на кушетке с бутылкой в руках. Взгляд ее изменился, из буднично приветливого став деловито отчужденным. Она ничего не сказала мне, повернулась к Сергею Степановичу и поздоровалась с ним.
– Я не опоздала? – спросила Леночка.
– Нет, – ответил он, – как раз вовремя.
Я смотрел на нее, ожидая, что она повернется и я что-нибудь скажу ей, но она не глядела в мою сторону. При виде ее я вспомнил, что пьян, вспомнил, зачем приехал сюда, но теперь уже не чувствовал уверенности, что мне это действительно нужно, – беседа с Сергеем Степановичем изменила