В плену у снежной бабы. Татьяна Викторова
будто засов открыли. А потом снова вперед, и вот уже забор – довольно высокий.
Он пытался понять, где находится… и даже веко дернулось, когда вспомнил свое имя, таким родным оно показалось, как будто спасение к нему пришло.
«Александр Олегович, подпишите…», – он вспомнил голос своей секретарши, и ему показалось, что сейчас проснется и наступит новый рабочий день.
Но открыв глаза, увидел все тот же ослепительный снег. Даже засомневался: бывает ли на самом деле, такой снег или ему привиделось. Кажется, они остановились у какого-то строения, он пытался разглядеть, кто там открывает дверь.
Потом ему помогают взобраться на крыльцо, хотя голова кружится и снова начинает тошнить. Боковым зрением замечает что-то светлое на человеке, который рядом (он пытался себя уверить, что это человек). И эта фигура, запорошенная снегом, похожа на снеговика. Он видит что-то вроде тулупа, какая-то бесформенная фигура шевелится, открывает двери.
Потом помогают взобраться на крыльцо, почти волокут, он пытается что-то сказать, но вырывается лишь мычание, какие-то бессвязные звуки.
Наконец его вновь уложили, но теперь уже над ним потолок, и он различает, хоть и смутно, бревенчатые стены, небольшое окно, через которое врывается та же белизна, тот же самый снег, на который больно смотреть.
Поворачивается, желая рассмотреть, кто же это – в белом тулупе, похожий на снеговика. Тулуп перехвачен то ли ремнем, то ли поясом, и от того ощущение чего-то крупного, втащившего его – Александра Зубарева – сюда, в избушку.
Он вздрогнул, пошевелил рукой, обрадовавшись, что помнит свою фамилию. И еще вспомнил, что накануне они уехали на турбазу, хорошо помнит, что Валерик, его помощник, все организовал, вспомнил, что по дороге пили. А потом ему стало плохо… и больше ничего не помнит.
Тот, кто втащил его сюда, вышел, оставив одного, и ничего не оставалось, как только глядеть в потолок, или разглядывать цветок на подоконнике, который попал в поле его зрения.
Дверь снова открылась, и Зубарев захотел разглядеть, кто же это, похожий на снеговика. Охапка дров с шумом упала рядом с печкой. «Снеговик» повернулся и Зубарев замер… – Да это баба… снежная баба, – прошептал он, потому что голоса не было, он куда-то пропал.
Она сняла огромный, несуразный тулуп, прежде развязав скрученный пояс, потом медленно стащила светлую шаль, в которую была закутана по самые брови. Зубареву она показалась высокой и довольно крупной.
Он не привык к таким женщинам… он вообще не привык к женщинам, его окружали девушки, по крайней мере, они так выглядели. Легкие, длинноногие, с маникюром, с длинными ресницами, с тонкой талией… а тут… он даже пытался ущипнуть себя: неужели он на турбазе… тогда где все остальные.
– Ну, что, очнулся? – Она подошла к нему, и он ощутил ее дыхание, как будто она запыхалась. – Тяжелый, однако, пока довезла тебя, упарилась…
Зубареву резануло это «упарилось», он даже не понял, что она имела в виду. Почувствовав боль в ногах, застонал.
– Тише, терпи, лишь бы не обморозился… сколь ты там пролежал, неведомо. В больницу бы тебя, только не на чем, да и не выедем, снега насыпало полно, не выбраться. Заперла нас тут зима-матушка….
– Ты кто? – с усилием прохрипел Зубарев.
– Ну, считай, что в нынешней ситуации твоя скорая помощь. Ты-то вот кто… свалился на мою голову, чего теперь с тобой делать…
– Домой мне надо, в город… вызови машину…
–У нас тут такси не ездят, самолеты не летают и поезда не ходят, даже оленей нет. У Пономаревых вон Сивка стоит, да и с него в такую непогоду толку нет. Так что недели две носу не высунешь.
– Позвони, пусть Валерик приедет, заберет меня…
– Куда приедет? Нет дороги и снегом замело, – она стала растирать ему ноги. И только теперь он смог разглядеть ее, обратив внимание на сильные руки и широкую кость. Ее фигура была спрятана под толстым свитером, который местами уже растянулся. Лицо казалось обычным, спокойным, без морщин, светлая прядь упала на лоб, и она убрала ее, спрятав в белесый пучок, закрученный довольно туго.
Нет, она даже отдаленно не была похожа на его секретаршу, и на других работников офиса тоже не была похожа.
– Где я? – спросил он, но не услышал ответа, потому что почувствовал, что ему снова стало дурно.
Он вспомнил, что там, в снегу, когда очнулся от холода, его сильно тошнило… и вот теперь снова это состояние.
– Сейчас, – казалось, она сразу поняла его и принесла ведро, – тебе плохо… вот сюда можно, лучше, если все нехорошее из тебя выйдет.
А потом он слушал, как потрескивали дрова в печи и закипал чайник. А потом она принесла какой-то отвар. – Пей малыми глотками, будет плохо – освобождайся, видно хватил ты лишку, а скорей всего, палево это…
– Что это – «палево»? – прохрипел он.
– Подсунули тебе что-то палёное, смотреть надо, что в себя заливаешь.
Зубарев понял, что имела в виду «снежная баба» (он ее пока так мысленно называл). – Где я? – снова спросил он.
– В