Перекресток душ. Яна Бланк
вствовала комок, подступивший к горлу, который начал душить ее. Сколько раз она вспоминала об этом, прокручивала в голове одну и ту же ленту событий. Она бесконечно долго и мучительно пыталась понять, почему так случилось. Она всегда думала об этом, но никогда не говорила… Сейчас она спрашивала себя, кто сказал, что после смерти всё заканчивается, что уже ничего не чувствуешь, ничего не помнишь. Она начала понимать грешную участь людей, покончивших с жизнью. Она пыталась уйти от невыносимой боли, от безвыходности. Ей казалось, что там светло, что она будет счастлива. Но неожиданно всё оказалось куда ужаснее, чем она думала. Не оправдавшиеся надежды, та же боль в сердце и целая вечность впереди. Вот она, расплата за легкомыслие и бесповоротный поступок. «Это и есть ад», подумала она. Возможно, этими мыслями она пыталась оттянуть момент, когда она должна была озвучить самый страшный день в её жизни и в конце концов произнести его имя. Она открыла глаза, почувствовав, как потяжелели её веки и почему-то уловила лёгкую улыбку на устах, толи от абсурдности всего происходящего, толи от лёгкого чувства эйфории. «Ну что ж, терять всё равно уже нечего. Я должна понести своё наказание и признать ошибку». Положив руку на пульс второй руки, всё ещё надеясь почувствовать его ритм, она начала рассказывать.
Глава 2 – «Мы»
«Мы никогда не были созданы друг для друга, как в любовных фильмах; никогда не были идеальной парой, как в женских романах. Мы просто были вместе. Мы чувствовали друг друга, несмотря на то, как далеко находились. Это был наш мир, который мы сами создали. Мне всегда казалось, что все мои мысли, даже самые потаённые, он улавливал и проносил сквозь себя, а потом мы уже становились одним целым.
Мы никогда не говорили о свадьбе, о семье, о детях. Мы просто знали, что всегда будем вместе, ведь то, что люди женятся, совсем не значит, что они умеют любить. А нам совершенно не требовалось доказывать друг другу свою любовь путём общепринятых человеческих понятий. Порой такая мысль даже оскорбляла. Мы были безумно похожи, но в то же время были слишком разными. Иногда было очень тяжело понять друг друга. Порой мы ссорились целыми днями, неделями. Как жаль, что мы теряли столько времени и даже не понимали этого. Но я была слишком занята собой. Нет-нет, я любила его, но по-своему. Любила как могла, и я знала, что любви этой хватило бы на нас двоих. Просто до того, как мы встретились, я была одна во всём мире. Жила и пела только для себя. Наверное, я просто привыкла к этому и долго не могла осознать, что теперь нас двое. Я боялась, что не смогу отыскать в своём сердце место для двоих, но он изменил меня и заставил увидеть другой мир.
Он был первым для меня, первым во всём! Я сама выбрала его из миллиона других. Он стал свидетелем всей моей жизни. Стал свидетелем и тех жизней, которые я погубила. Он был единственным, кому нужна была моя жизнь. Да, моя жизнь и осталась моей, но с его правилами. С ним я осознала, что любовь – это одержимость человеком, через которого ты начинаешь видеть весь мир. Он стал всем для меня и частью меня, и я сама это он. Он, мой учитель, мой гений, моя жизнь и моя смерть. Он стал последней ступенью моей жизни…»
Она начала то ли заикаться, то ли задыхаться. Потом вдруг закрыла лицо руками и заплакала. Больше всего ей хотелось забыться, просто не знать ничего этого. Она начала мысленно повторять последнее слово, которое должна была произнести, и неожиданно из темноты донёсся голос, больше похожий на раскаты грома. Но этот голос уже не был незнакомым для неё.
«Имя, скажи его имя», – услышала она.
«Я.…, я не могу», – повторяла она сквозь слёзы.
«Ты должна сказать его имя!».
Её губы задрожали и еле слышно, запинаясь, она произнесла: «Даниэль».
«Я не слышу! Громче!»
И тогда, что есть силы, она закричала – «Да-ни-эль!»
Глава 3 – «Даниэль»
Даниэль родился в небольшой деревне со странным названием «Фендал». Он родился в семье, которая носила фамилию, совершенно не сочетавшуюся с образом их жизни. Фамилия эта своими корнями уходила в глубину веков и принадлежала одной из самых знаменитых и самых знатных династий. В деревне даже поговаривали, что семья Даниэля просто скрывается здесь. Что семья с такой фамилией не может позволить себе жить среди навозных куч и зловонных сараев и дворов. Но ни мать, ни отец Даниэля не обращали на слухи внимания и, кажется, что они даже полностью не осознавали своей принадлежности к этому роду, знатному и неприлично богатому, роду Романских. Отец семейства, который и принадлежал к династии Романских, Петр, был самым обычным человеком. И было бы ещё более правдиво сказать, что человеком он был далеко не из приятных. Его любимым занятием в последние 20 лет была выпивка. В компании пропитых насквозь спиртом друзей его фамилия не имела уже никакого значения и не приносила ему ничего, кроме ухмылки, которая возникала у него в тот момент, когда он вспоминал о своей фамильной принадлежности. «К черту фамилию!», думал он, опустошая очередную бутылку.
Давным-давно, еще когда Петр не оставил свою художественную страсть на дно бутылки, он был талантливым художником. Его картины были плодом его