Баночка с бриллиантами. Мария Штерн
елал! Последняя компьютерная игра ему особенно понравилась.
Однако, вставать и даже окончательно просыпаться не хотелось совершенно. Спать уже, конечно, было невозможно – жена собирала дочку в садик, стоял шум, крик и слезы.
– Вот, тварь! – подумал Виталий Александрович с досадой, – не может поскорей собрать Крысу и главное – тихо. (Крысой он ласково называл дочку Леночку).
К общему шуму присоединился визгливый голос тещи.
– Теща еще, сволочь, верещит, блин, – проворчал тихо Ежиков, – достали совсем. Так хотелось сплюнуть накопившиеся за ночь сопли! Проклятый насморк совсем замучил, но выйти в коридор Виталий Александрович побоялся – еще попадет кому-нибудь под горячую руку, семейка та еще…
Ежиков стал шарить под кроватью, пытаясь нащупать свою любимую плевательницу, под которую он приспособил стеклянную банку из-под консервов. Как раз для таких случаев. Но банки почему-то не было.
– Придется встать, – мрачно заключил Виталий Александрович, – но где же банка?..
Банка неожиданно нашлась на балконе, и Ежиков смачно и с удовольствием сплюнул.
«Ну вот, день и начался, пора идти на работу», – подумал Виталий Александрович. Жена уже утащила визжащую и упирающуюся дочку в садик. Так было каждый день, садик Леночка ненавидела.
Дома была только теща. Ежиков встал с дивана, оделся, подошел к двери и тихонечко приоткрыл ее. В щелку он увидел, как теща ходит туда-сюда, будто тигр в клетке.
– Зараза, все вынюхивает и высматривает, ищет к чему придраться, даже выйти не дает. Теща внезапно злобно посмотрела на Виталия Александровича, развернулась на пятках и юркнула в свою комнату. Ежиков обрадовался, резво выскочил в коридор и побежал в санузел, потому что терпеть не было сил. Теща меж тем подслушивала, прислонив ухо к двери своей комнаты. Ежиков громко пукнул – пусть слушает, удовольствие получает. Послышался звук открывающейся входной двери. Пришла жена.
Виталий Александрович спустил воду и быстро прошмыгнул в ванную, закрыв дверь на щеколду. Он знал, что жена будет приставать, как всегда, с расспросами и просьбами.
– Надоела, хуже горькой редьки, дура, – недовольно подумал Ежиков, – как я мог на ней жениться…
Жена жарила яичницу. Виталий Александрович вышел на кухню с самым независимым видом – очень не хотелось сейчас вступать ни в какие философские дискуссии, впереди был рабочий день.
Работа была важная и срочная – Ежиков ремонтировал квартиры вместе с другом Юриком, который приходился ему к тому же дальним родственником. Таким дальним, что Ежиков и сам не знал, то ли их прадедушки были братьями, то ли бабушка одного была любовницей деда другого: история темная.
Юрик, между тем, считался в семье кем-то вроде родного брата Виталия Александровича и требовал к себе постоянного внимания и любви. Сам он тоже постоянно проявлял заботу о Ежикове – звонил ежедневно и разговаривал по полчаса, справлялся о делах и здоровье всей семьи родственника. Это было достойно уважения.
Виталий Александрович положил в тарелку яичницу, и стал быстро ее есть, надеясь скорее улизнуть на работу и избежать разговоров с женой. Инка стояла у раковины, скрестив руки, и смотрела на Ежикова с немым укором.
«Сейчас опять начнет ныть, зануда», – мелькнула мысль у мужа.
– Виталик, почему ты, как всегда, не спрашиваешь о моем здоровье, как я себя сегодня чувствую? – с раздражением сказала жена.
Ежикову было глубоко начхать на Инкино здоровье, но он спросил, равнодушно пережевывая яичницу:
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо, очень плохо, – на глазах у жены были слезы. Она уже вторую неделю мучилась запором.
Виталий Александрович подумал, что сейчас начнется нытье и, недоев завтрак, побежал одеваться.
– Ты куда, доешь, или я плохо готовлю? – грозно спросила Инна.
– Что ты, родная, ты готовишь лучше всех, но я очень тороплюсь, сегодня очень ответственный участок работы, скоро сдаем объект.
Ежиков пулей вылетел из квартиры, на ходу завязывая ботинки и куртку, и побежал бегом по лестнице вниз. Очень уж не хотелось опять слушать стоны жены.
Жена Инна была предпринимателем: так было записано в учредительных документах ее фирмы, которая прогорела год назад. С тех пор жена если что-то и предпринимала, то только попытки трепать Ежикову нервы. Нервы у Виталия Александровича были железными, и все попытки были разбиты, как швед под Полтавой.
Зато Инна была настоящей истеричкой с маниакальными идеями. Ей все время казалось, что ее все ненавидят, хотят ей зла и даже преследуют. Кто конкретно преследует, Инка не могла точно объяснить, но в глубине души считала, что это какие-то иностранные спецслужбы, которые, скорее всего, наняты ее матерью.
Такая была веселая у Ежикова семейка. Зато работа – любимая. Виталий Александрович отдавался работе весь без остатка, день пролетал, как одна минутка, часто Ежиков даже не помнил, как доехал с работы домой. Он гордился: сам хозяин своего дела, ответственный