Тщеславие и жадность. Две повести. Николай Лейкин
ак ни потрафляй, а всегда оно скажется. Вот меня, например, так и тянет посидеть у нас на крыльце или за воротами, а отчего?..
– Боже тебя избави это делать!
Подпругин колыхнул чревом и, встрепенувшись, прилег на локоть.
– Да знаю, знаю, что это не подходит, – успокоила его жена. – А между тем тянет. А отчего тянет? Оттого, что я раньше сиживала у папеньки и благодушествовала. Тянет.
– Вели закладать пару лошадей в коляску и поезжай кататься, ежели тянет.
– Не тот фасон.
– Отчего не тот? Сиди в коляске и думай, что ты за воротами сидишь.
– И то же, да не то. Тут шляпка, ротонда, в коляске надо по-дамски развалившись сидеть, а меня тянет просто в обыкновенной шубке и покрывшись платком. Да ежели при этом на три копейки подсолнухов… – улыбнулась она.
– И думать не моги!
Подпругина словно что кольнуло. Он вскочил и сел на диване.
– Да знаю, знаю, что нехорошо, а между тем тянет. Я иногда тайком ем подсолнухи.
– Все-таки при прислуге? – испуганно спросил Подпругин.
– Одна только горничная Маша знает, и заказала я ей, чтобы она никому ни слова, ни полслова, ни четверть слова…
– Беда! У Маши языкочесальный звон на языке. Скажи свинье, так свинья – борову, а боров – всему городу.
– Вздор! Кажется, уж по горло задарена моими обносками. Проносить их не может, целыми котомками в деревню посылает бедным сродственникам.
– Кто, матушка, языкочесальную словесность любит, тот и рад бы удержаться, да не может. Ах, как это нехорошо, ежели это наш выездной лакей Андрей знает!
– Ничего он не может знать, потому я запершись в спальне подсолнухами занимаюсь. Маша мне их покупает, туда приносит – ну, и мы с ней вдвоем: я половину и она половину.
– С горничной?.. Ну, компания… Тогда наверное Андрей знает. У Маши с ним шуры-муры. Ах, как это нехорошо! – Анемподист Вавилович встал с дивана и прошелся по комнате. – И что за малодушество к этим подсолнухам! Ну, ела бы шоколад, сколько в тебя влезет, – продолжал он.
– Вишь ты какой! Не тот вкус.
– Ну, миндальные орехи, что ли.
– Даже и кедровыми не заменишь. Да ты не беспокойся. Ни единая душа, кроме Маши, не знает.
– Отвыкни ты от этого, Ольга Савишна. Ведь вот я от бани отвык и дома в ванной моюсь. А ты думаешь, мне это легко было? Отвык и чай пить ходить в трактир. Тянет иногда по старой подрядчицкой привычке, а уж коли сказал себе, что довольно, – ну и довольно. С какой стати? У меня всегда дома даже на настоящем серебряном подносе лакей подает.
– Да ведь и я уж от многого отвыкла. Вот ты сказал, чтоб богомолок не принимать, – я и не принимаю. Хотя, в сущности, что тут такое?..
Подпругин подумал.
– Какую-нибудь приезжую игуменью или там казначейшу мать Досифею ты можешь принимать, – сказал он, – это не вредит, это по моде, а как же простых богомолок-то в лаптях принимать!
– Да я и не принимаю.
– Ну, то-то. Ведь, так сказать, и в стукалку ничего бы играть, однако вот я, видя, что высшее общество этой игрой не занимается, бросил и стал в винт учиться.
– Уж винт! Смеялись мне насчет твоей игры, – улыбнулась супруга.
– Однако все-таки играю. Недавно с ее превосходительством Варварой Петровной играл и восемнадцать рублей отдал. Будем играть дальше – и лучше научимся. – Подпругин взял из ящика сигару, закурил ее и опять прилег на диван. – Ведь вот и к сигарам я долго не мог привыкнуть, однако привык же, курю и даже очень обожаю.
– И я к корсету привыкла. Ты видишь, теперь никогда без корсета. Разве только у себя в будуаре, пока в парадные комнаты не вышла, – похвасталась в свою очередь супруга.
– Что похвально, то похвально, и за это хвалю. Мне самому куда трудно было к фраку привыкать, но я подумал, что люди высшего звания еще слабее же нас, однако в лучшем виде его носят, ну и привык. Одно вот, на званых обедать в нем иногда тяжко, но вспомню про весь аристократический круг и смирюсь. Ведь не хуже же они нас, да терпят. Ну и нам надо терпеть. – Он умолк и самодовольно начал поглаживать рукой грудь и чрево, но минут через пять снова обратился к жене: – Вот все думаю я, Ольга Савишна, что бы еще нам завести у себя в доме?
– Да, кажется, уж все есть, – отвечала супруга.
– То-то, что все есть. Зимний сад есть, лестница парадная с пальмами есть, меблировка по комнатам в пяти вкусах. Есть и Мавритана, есть и Помпеи, есть и ампир, есть и насчет русского стиля удовольствие. Вот я и думаю…
– Брось, все есть. Ничего больше не надо.
– А может быть, и надо, почем ты знаешь! Может быть, чего-нибудь и нет?
– Да, право, все есть.
– Библиотеки хорошей нет. Библиотека мала.
– Полно. Зачем тебе библиотеку? Никогда сам и не читаешь.
– Для покровительства талантам. Сам не читаю, так гости будут читать.
– Когда же это гостям читать!
– Ну,