Ничего личного, просто развод. Даниэль Брэйн
г посчитал, что со мной можно поступать как с последним ничтожеством, но… вместо бури в душе – ледяная пустыня. Антарктика.
Я крутанула на столе смартфон, на экране которого погасло убившее меня морально фото, и подвинула его к мужу.
– Юля… Ты же все понимаешь, – хрипло сказал Марк и скривил губы. Я кивнула и посмотрела ему в глаза – без страха, без стыда и что он еще хотел у меня этой репликой вызвать.
Два года лечения. Три неудачных ЭКО. Каждый врач ставил свой диагноз и начинал меня лечить, и когда надежда вот-вот подкрадывалась, когда я себе позволяла наконец свободно вздохнуть, отпустить ситуацию, положиться на докторов – или на провидение, если доктора не помогут, случалось… то, что случалось. И мне казалось, Марк понимал, поддерживал, уговаривал не сдаваться, а вышло как вышло.
Может быть, вышло случайно. Я хорошо понимала, что при его напряженной работе он вряд ли целенаправленно искал мать своего будущего ребенка.
– И кто она? – спросила я, все еще не отводя взгляда, и Марк сдался. Он встал, отошел к кофемашине, запикал кнопками, а я сидела, ловила звуки с улицы – смех подростков на тренажерной площадке, жужжание ворот, впускавших припозднившиеся автомобили, негромкую музыку из чьего-то распахнутого окна, и вдыхала запах, поплывший по нашей кухне.
Марк все не отвечал, а я не настаивала. Наверное, разницы не было никакой в том, кто сменит меня в этом доме. Или не в этом, квартира будет другой, но даже если Марк решит оставить мне это жилье, я буду с ним не согласна. Не хочу, чтобы все вокруг напоминало мне о шести годах разбитого вдребезги брака.
Все было почти хорошо. Кроме ребенка, которого я никак не могла зачать.
– Юля, – Марк повернулся, держа в руке крошечную фарфоровую чашку – ристретто, значит, он и сегодня планирует сидеть допоздна, или точнее, до рассвета, – кто она, значения не имеет. Я показал тебе это для того, чтобы никто не мог подставить меня, понимаешь? Полная честность между нами, ты помнишь?
– Кристальная, Марк, – усмехнулась я, все еще прислушиваясь к себе и своим ощущениям. Ничего – ни боли, ни чувства предательства, вот точное слово – разочарование. Будто я развернула долгожданный и выстраданный подарок, а там ерунда, одноразовые платочки, три пачки. И нет, не обида, пока что еще не она. – Ты хоть сам осознаешь, что ты сделал? Помимо того, что ребенка на стороне? Ты меня взял и смешал с грязью!
Я поймала себя на том, что мне хочется вскочить, выбить у него из рук эту дурацкую чашку, чтобы на белоснежной даже после целого рабочего дня рубашке осталось пятно. Горячий, обжигающий кофе, а пятно – словно метка.
– Юля, не драматизируй, – недовольно попросил Марк.
– «Драматизируй»? – сквозь зубы передразнила я. – То есть другая женщина для тебя – что? Просто секс? На один раз? А о последствиях ты как студент третьего курса не подумал?
Марк, похоже, заподозрил, что подо льдом просыпается гейзер, и сел напротив меня. Разумно, потому что через широкий стол я никак не могла до него дотянуться.
– Бывает, – отозвался он с деланным равнодушием. – Послушай, ровным счетом это ничего не изменит. Я же не собираюсь ей платить двадцать пять процентов дохода, это смешно. Договорюсь на сто пятьдесят тысяч в месяц с учетом инфляции, плюс тысяч двести на летний отдых с ребенком. Ну потом, лет через пятнадцать, тысяч триста на репетиторов в год.
– Ты уже все распланировал. Ну ты и дрянь.
Гейзер обдал меня болезненной горячей вспышкой. Даже не потому, что Марк изменил. Не потому, что заделал ребенка. А потому, что успел рассчитать все на девятнадцать лет вперед и сейчас ставил меня в известность, словно речь шла о чертовых инвестициях.
– Юля, мы не заметим эти сотни! – Марк повысил голос. – Не дури, если бы ты жевала лебеду и одевалась на помойке, а я бы взял любовнице в кредит смартфон за сотню тысяч, твои оскорбления имели бы смысл. Но ты же ни в чем не нуждаешься, ни в чем. Какой развод, разве я заикнулся о разводе? Я не собираюсь с тобой разводиться, даже пусть…
Он замолчал и присосался к чашечке. Понятия не имею, что он пытался выжать из нее, ристретто уже закончился.
– Договаривай, – злобно приказала я. – Даже пусть я бесплодна? Даже пусть – что еще?
– Ты умная, спокойная, без задвигов, – пожал плечами Марк. – Другая бы уже перебила стекла в этой квартире и принялась за соседские. Я уже не говорю о том, что у тебя нет манеры собираться по три часа, устраивать вселенскую трагедию из-за сломанного ногтя или, не дай бог, из-за того, что в ресторане другая баба в такой же шмотке. Ты идеал, Юля, как жена. А дети… – Щека у него дернулась, он облизал губы, поставил чашечку. – Как вариант, я договорюсь с ней, и, возможно, она откажется от ребенка. Мы его усыновим. Если ты, конечно, захочешь.
Я отказывалась верить тому, что слышу. Еще раз судорожно всхлипнув, я провела ладонью по лицу, размазывая макияж, который стоически вытерпел день под солнцем, и откинулась на спинку стула.
– Ты в свое уме? – спросила я придушенно. – Ты здоров? Ты изменил, ты зачал ребенка, ты хочешь сохранить брак, а чтобы никто не чувствовал