Они выбрали ночь. Алмаз Эрнисов
мой череде неспокойных мыслей.
В пустоте темных переулков извозчику мерещились горящие адским пламенем глаза, а спрятавшаяся за рваной пеленой облаков луна, подтверждала самые худшие опасения.
Цок-цок-цок, брякали подковы о мостовую, рождая в голове возницы самые жуткие в мире предположения. Кто еще отважится в такое время выйти на улицу? Даже фонарщики и те, словно специально отлынивая от работы, не высовывали носа из своих теплых домишек.
Внезапно лошади остановились как вкопанные и, захрапев, уставились на булыжники мостовой.
–Ну, чего встали?! – осторожно произнес извозчик, страшась собственного голоса, и вновь испуганно посмотрел по сторонам.
Улица была пуста.
Лошади откликнулись протяжным ржанием. Извозчик вздрогнул, и почувствовав за спиной чье-то незримое присутствие, затравленно обернулся.
На крыше повозки сидел огромный черный ворон. Затаив дыхание, возница уставился на птицу – та же в свою очередь, с интересом разглядывала до смерти напуганного человека, – не собираясь покидать полюбившегося места.
– Пошла прочь, – наконец найдя в себе силы, пролепетал извозчик.
Ворон остался сидеть на месте, не обратив на слова никакого внимания.
– Кому говорю: пошла вон, дрянная птица! У! – видя, что угрозы на ворона не действуют, возница решительно махнул рукой.
В ответ, ворон, распрямив крылья, разинул клюв и, ощетинившись, словно дворовая кошка, гаркнул.
Поежившись от внезапно налетевшего холодного ветерка, извозчик внимательно посмотрел на смоляную птицу иначе, – как на что-то нереальное, словно видит кошмарный сон, который почему-то никак не хочет развеяться.
Возница вновь отмахнулся от зловещей птицы, но та продолжала упрямо пялиться на него, не собираясь улетать.
Бочком, бочком, ворон приблизился к своему обидчику и, каркнув во все горло, взмыл ввысь, растворившись в туманной дымке ночи. В этом злобном крике прозвучавшем, словно некий приговор свыше, человек смог различить только одно слово:
– Обречен!
Извозчик безжизненно застыл на козлах, стеклянным взглядом уставившись куда-то в небо; туда, где среди свинцовых облаков виднелась пузатая луна, нехотя озаряющая тусклым светом одинокие улицы города. На фоне этого далекого, и в тоже время непривычно близкого ночного светила, исчезала призрачная фигура ворона.
1. глава – Ночь сомнений.
Он проснулся в холодном поту и долго не мог понять, где находится. Сон оказался слишком явным, чтобы быть ночным кошмаром. Незнакомый человек, улица, дома – все достаточно реально, словно он сам находился в том самом месте… И эта птица которая, как беспристрастный судья исчезла в пустоте ночного неба, произнеся только одно слово, тем самым поставив жирную точку на жизненном пути возницы!
Он слегка пришел в себя и снова провалился в тревожный сон…
– Не позволю его будить! Хоть убейте, все одно не позволю! – донесся из-за двери голос пожилой женщины. – Даже не думайте! Не пущу!
Двери спальни широко распахнулись.
Сладко зевнув и потянувшись, мистер Джинкс Форсберг приподнялся на кровати, удивленно наблюдая, как на пороге топчется целая толпа незнакомых ему людей. Ближе всех стояла явно обеспокоенная чужим присутствием тетушка Лайрис. Грозно расставив руки в стороны, она самостоятельно пыталась выставить из спальни непрошеных гостей, прикрикивая на возмутителей спокойствия.
– В чем дело? Я требую объяснений! – сладко потянувшись, поинтересовался констебль.
– Беда!
Нервно теребя широкополую шляпу, вперед вышел рыжебородый мужчина, по виду, явно знатный ремесленник с восточных кварталов.
– Говори, – бросил в ответ Форсберг и, не теряя времени, нисколько не смущаясь, стал быстро одеваться.
– Хоть бы постеснялись, бесстыдники! Это ведь самый настоящий верх неприличия, – заворчала тетушка Лайрис, и как полагается заботливой экономке, тут же отошла на второй план. Поставив подсвечник на комод, она хищницей зыркнула на гостей, но больше не произнесла ни слова.
Рыжебородый, пытаясь заручиться необходимой поддержкой обернулся и, встретив пару уверенных взглядов, начал:
– Просим прощения, что побеспокоили вас в столь поздний час, мистер инспектор. Но это лишь по той причине, что в нашем городе стряслось нечто ужасное…
– Ближе к делу, – поторопил его хозяин дома, тем временем уже застегивая темно-синий жакет.
– Мой брат, Ларкис Фрит. Он …он умер! – не удержавшись, мужчина уткнулся в шляпу и заплакал.
Констебль без всякого сожаления бросил на него мимолетный взгляд и строго оглядел присутствующих. Люди с факелами и подсвечниками, робко попятились назад, но упершись в узкий проем, застыли на месте.
О твердости и неприступности молодого инспектора прибывшего из северного пригорода Прентвиля ходило много слухов, каждый из которых был противоречивее предыдущего.