Княгиня Ольга. Ведьмины камни. Елизавета Дворецкая
не сливался для нее с толпой наемников. Проходя по двору или вступая в гридницу, она теперь окидывала путь быстрым ищущим взором – не готовят ли ей случай опять «поскользнуться»? Коварный ловец то и дело попадался ей на глаза: то в гриднице, то во дворе. Она не намерена была с ним разговаривать, ни разу не взглянула ему в лицо, но замечала постоянно. Он как-то так держался, что не заметить его было сложно. И даже не рост и плотное сложение тому причиной, а повадка – самоуверенная, властная, отчасти небрежная. «Фроди, подай!» – даже в том, как были сказаны эти простые слова, сквозила привычка распоряжаться и уверенность, что распоряжение будет выполнено. Да кто он такой? Каков его род? «Я – Эскиль Тень», – он сказал. Он назвал ей свое прозвище, а не имя отца – так делали те, чей отец и прочая семья были далеко и никому не ведомы, среди гридей таких много, а среди варягов почти все. Выходит, он человек незнатного рода, хоть и уверял, что его всякий знает? Внешность его мало что поясняла: после греческого похода многие наемники носили дорогие кафтаны, перстни, обручья, гривны и цепи. Можно было лишь понять, что Эскиль из тех, кого добычей не обделяют.
– Я понял, что значат эти камни, – раздалось однажды, дня через два, прямо у нее над головой.
В это время Хельга наливала мед из кувшина в чью-то чашу; услышав знакомый голос, низкий и уверенный, у себя прямо над ухом, ощутив прямо за спиной присутствие чего-то большого и теплого, она вздрогнула и поставил кувшин на стол. Повернулась, стараясь не пучить глаза от удивления и растерянности. Нельзя дать ему понять, как он ее напугал!
Эскиль стоял совсем близко, опираясь рукой о стол, и Хельга еще попятилась. Он смотрел на ее «ведьмины камни» и держался так, будто они продолжают дружеский разговор, начатый когда-то ранее.
– И что же ты понял? – спросила она, стараясь выиграть время, чтобы прийти в себя.
Хельга с самого детства была умной и бойкой девочкой; благодаря воспитанию она не терялась даже со знатными, облеченными властью людьми, умела держаться почтительно, но непринужденно. Однако здесь было что-то другое: Эскиль, старше ее лет на семь-восемь, по своей повадке казался каким-то столетним великаном, повидавшим столько, сколько обычным людям и за две жизни не увидеть. Из-за этого было жутковато смотреть ему в глаза – они не были злыми или угрожающими, но как будто все время видели тень смерти где-то рядом, не упускали ее из виду, и все остальное по сравнению с этим значило для этих глаз немного.
– Это, – Эскиль кивнул на «ведьмины камни», – сердца тех, кого ты съела. Тролли едят людей, я знаю. А сердца ты высушила и носишь как свою добычу.
– Хочешь прибавить к ним свое? – язвительно ответила Хельга; она сама не знала, что говорит, но молчать было еще хуже.
– Попробуешь достать? – Эскиль улыбнулся левой половиной рта и поднес руку к бронзовым пуговкам шелкового кафтана на груди.
– Сдается мне, твое сердце уже и так из камня, – не глядя