Ангел-хранитель аллеи Ангелов. Николай Бизин
>Видите ли, я живу при абсолютном убеждении, что Россия – святая Земля. И что здесь соединятся Тора и Новый Завет. И здесь абсолютно всё об этом говорит.
"Глупые идут в Дом веселья. А мудрые – в Дом скорби."
Как-то так.
Лев Новожёнов
Я представил себе, что сейчас, когда весь мир собрался мою страну нивелировать до собрания разномастный корпускул, и вновь вся надежда на решения Верховного, на героизм и умение российского воина и на самоотверженность тружеников тыла, я самолично стал свидетелем со-беседы другого Верховного – со всем синодиком призраков погубленных им людей, и невинных, и супротивников.
Разумеется, это была аллюзия на картину Михаила Клодта «Иван Грозный и тени его жертв».
Иосиф Виссарионович Сталин находился на своей даче. Была ли эта дача подмосковной (Ближней – в Кунцево), или же – находилась она (находила себя) на Черноморском побережье, именуясь Холодная речка (в 15 километрах от Гагр), или даже – какая-нибудь ещё: не суть важно! Великий поэт-фронтовик сталинско-советской эпохи Борис Слуцкий уже описал происходящее с нами (если смотреть на него – из моего будущего): все мы ходили под Богом. У Бога под самым боком.
Однажды я шёл Арбатом.
Бог ехал в пяти машинах.
Слово сказано. Если по Смерти своей на Кресте Господь (одномоментно) пребывал в аду, во Гробе Господнем и находился одесную Отца, то (положив Иосифа Ужасного как версификатора реальности, если не демиурга) возможно найти нашего героя где угодно и когда угодно, причём – одновременно.
Делать этого я не буду. Хотя бы потому, что (не смотря на некие тонкие навыки) сам я далеко не таков. Кто я, чтобы судить о долге, о святости, о предназначении? А с другой стороны: кто, если не я? Каждый так может сказать о себе. Хорошо бы, чтоб этот каждый начинал свои суждения с долга.
Определю некоторые данности.
Итак, Иосиф Виссарионович Сталин находился сейчас во времени и пространстве некоей дачи: слово это происходит – от-«дано», почти бого-данность… Кем дано, даже не спросится!
Ответ очевиден: царём в голове (за службу царю и отечеству)! Те, кто получает эту самую дачу, безусловно были, есть и будут люди служивые (по нынешним временам – почти святые).
Где сегодняшние святые?
Они там, где всегда Россия.
То есть здесь и сейчас.
Если их не заметит глаз,
То ими душа дышит.
Святые тебя не выше.
И ты их ничуть не ниже.
И я из груди их вышел.
Как сердце, чтоб биться в такт.
Чтобы влюбиться так
Обыденно-запредельно!
Безнадежно-бесцельно,
Самой лишь любви ради.
Святые в твоей крови
Стихией тебе в награду. (Niko Bizin)
Сословие такое: служить безо всяких условий (на небе) и для-ради живота (на земле). Итак (сословие такое) – нынешние святые. Более того (скажу) – безусловное: кем бы ни были в прошлой или будущей жизни эти люди, какими бы разбойниками или татями ни оказывались – в прошлом или в будущем, ежели сослужат свою службу – в настоящем (соблюдут, что IV Риму не быть): Пятая печать – для них.
Это всё вступление и описание обстоятельств (осознания) ситуации. Ночь. Нет ни фонаря, ни аптеки (это само-сарказм). У генералиссимуса (есть) – его бес-сонница: казалось, самое время явиться бесам, напялившим знакомые ему личины мертвецов и приступить к уничтожению смысла его бытия.
А в чём смысл его бытия? В том, что он русский человек грузинской национальности. А так же в общеизвестном: нет Христа без Креста.
Помнишь разбойника, распятого вместе с Христом?
Смекалистый парень.
Помнишь, что было потом?
Как я волок этот камень
Под гору и с горы.
Помнишь, что было до?
Помнишь те топоры бревенчатого Соломона.
Солоно ли тебе?
То есть до ноты до
Тоже поётся соло.
Якобы та немота.
Якобы та черта,
Распятая рядом с Христом.
Помнишь, что было потом?
А я не могу забыть.
Я не могу не быть.
Я на том берегу
И на берегу этом…
А в Лете течёт вода,
Полная капель света. (Niko Bizin)
Наше тело (слабости и болезни) – наш Крест. Приходящие к нам бесы – наш Крест. Весь мир – наш Крест. Не было ещё никого, кого бы мир не убил; но – дело наше вполне безнадёжно, а делать его всё же надо. «Начни делать необходимое, затем возможное, и внезапно увидишь, что уже делаешь невозможное.» (Франциск Ассизский)
Я не буду описывать спальню Сталина. Мне проще увидеть его прилегшим на диване.