Ничего не меняется. Анастасия Сёмина

      Паша, или как было его полное имя, Воронов Павел Григорьевич, снова издав стон, заворочался в постели. Полежав еще немного, наконец, полностью раскрыв глаза, он садится на кровати и с укоризной смотрит на Олесю.

      – Какая честь со стороны Григория Юрьевича, – говорит он, потирая глаза, – но он может не беспокоиться, а бежать, ехать или лететь на свою работу, как ему угодно. А я уж как-нибудь сам, – добавляет Паша после некоторой паузы, – на мотоцикле доеду, а может и на метро – я им не брезгую, – повёл бровью.

      Такая реакция молодого двадцатилетнего парня, была вполне оправдана. Ведь ровно пятнадцать лет назад, спустя три года после смерти отца в автокатастрофе, появился некий господин Воронов, который начал регулярно наведываться «в гости» к Паше и его маме Олесе. Несмотря на дорогие подарки Григория Юрьевича, маленький Паша так и не смог научиться доверять этому человеку. Однако не то чтобы Павел слишком дорожил памятью отца в своём пятилетнем возрасте (хотя он его совсем не помнил), он настолько привык, что мама – это его мама, что никак не желал делиться с каким-то «дядькой» своим самым дорогим и сокровенным. Он боялся потерять и её, пускай и не в военных условиях. Но время неумолимо бежало, Паша рос и даже не заметил того, как мама Олеся вышла замуж и «дядя Гриша» стал жить вместе с ними. И вот, семья Романовых сменила фамилию на Вороновых, а Паша был усыновлен Григорием и стал носить его отчество.

      В то время на дворе были лихие девяностые, и внезапно дядя Гриша уехал из Тамбова в большую Москву на несколько месяцев. Мама Олеся сказала, что «дядя Гриша срочно уехал по работе». Заставлять сына называть кого-то, кроме биологического, отцом не стала. Паша уже замечал, что его отчим подолгу сидел в дальней комнате (где когда-то была комната бабушки) с какими-то бумагами и что-то постоянно смачно изучал и подписывал. Оказалось, что Григорий Юрьевич уехал      в      Москву      для      того,      чтобы      скупить      акции      одного      полностью обанкротившегося предприятия по производству бетона. Дело в том, что для Григория – предпринимательство было делом всей жизни: материальные ценности он ценил гораздо более высоко, чем все остальные. А так как предпринимателем был ещё его прапрадед во времена царской России, вся эта «богадельня», как выражалась иногда Олеся, носила для него особо священный, даже какой-то неимоверно сакральный характер. В общем, после затяжного отсутствия Григория Юрьевича дома из-за его «священного долга перед предками», всё семейство

      запаковало чемоданы и переехало в Москву. Квартиру в Тамбове решено было продать.

      Поначалу, семья Вороновых жила в небольшой двухкомнатной квартирке на Ленинском проспекте, потом переехала в уже более просторную – по площади, на Цветном бульваре. Адальше ещё несколькоквартиритак, собственно, доквартиры на Арбате, в которой они непосредственно живут сейчас. Григорий Юрьевич и по сей день является крупной акулой своего дела, сумевшей пробалансировать на коварной проволоке своей профессии и не сорваться, подобно многим другим таким предпринимателям в болото долгов и рутины.

      Что касается Павла, то его отношения с Григорием так и остались на уровне плохого взаимопонимания и пустых разговоров. Несмотря ни на что, Григорий упорно хочет видеть в Паше наследника своей компании и старается делать для этого всё необходимое: образование в элитной школе, учёба на отделении исторического политолога в престижном ВУЗе, а после, конечно, и «продвижение» по карьерной лестнице было ему обеспечено. С Олесей ведь детей завести не получилось.

      Паша был не из тех избалованных ребят, которые прожигают свою жизнь на папины деньги в ночных клубах и прочих увеселительных заведениях. И не из тех, кто потом работает под крылом своего отца. Он имел веселый нрав, частенько портил отношения с людьми, в особенности с преподавателями. Поэтому репутация у него была заядлого балагура. Своё истинное Я он проявлял только с мамой. Это Я было романтиком, умевшим заботиться…

      Лицо Олеси, по-прежнему, сидевшей у сына на кровати приобрело расстроенный вид.

      – Опять язвишь? Он ведь хочет как лучше!

      – Ну-ну. А получается, как всегда. Мама! Мы с тобой уже сто раз проходили это! Давай, не будем с утра пораньше, хорошо? – почти прикрикнул Павел и резко встал с кровати.

      – Хорошо! Что сам-то завёлся? Чтобы закрыть эту тему скажу тебе так: сейчас не простое время для того, чтобы самому себе протоптать дорожку в счастливое будущее. Поэтому пользуйся моментом. Усёк?

      – Усёк, усёк! Всё, ма! Мне уже надоела эта тема. Я не мальчик и способен уже самостоятельно выбирать дорогу в жизни, – говорит Паша, глядя своей матери в глаза, – И, кстати, что за дурацкая привычка приходить ко мне в комнату с утра и будить?! У меня для этого будильник есть, – продолжил он, попутно натягивая джинсы и меняя тему.

      – Ладно, не ори. Но всё же подумай, Паш, он для тебя старается, – говорит Олеся уже в дверях.

      – Нуда, нуда… кстати, передай ему, чтобы не ждал меня! – крикнул он вслед Олесе, надеясь, что она услышит, – Утро добрым не бывает, мать твою…