Удушающая сладость, заиндевелый пепел. Книга 2. Дянь Сянь
Тогда я не буду продолжать. Легче сдвинуть горы и повернуть вспять реки, чем изменить чей-то характер. Но я надеюсь, что искренние чувства способны тронуть даже камень.
Рыбешка нежно провел рукой по моим волосам, разметавшимся по спине. Дальнейший разговор не представлял интереса, поэтому я устроилась поудобнее на плече Повелителя ночи и сладко уснула.
Не знаю, сколько времени прошло. Казалось, мне под голову подложили шелковую подушку. Видимо, Рыбешка ушел. Сквозь сон я услышала, как Старшая владычица Му Дань тихо вздохнула:
– Кто знает, что принесет тебе пилюля, сдерживающая чувства, – счастье или беду?..
Когда я снова проснулась, уже рассвело. Ночной сон не отпечатался в сознании.
Рядом с Усыпальницей Повелительницы цветов высилась каменная беседка под названием «павильон Памяти». Внутри в окружении перил стояли круглый каменный стол и четыре табурета. Днем я сидела в павильоне, охраняя Усыпальницу, а на ночь уходила во временную бамбуковую хижину, которую соорудили неподалеку. Я с трудом одолела больше половины хуабэней, позаимствованных у бессмертного лиса. Любовные истории о том, как у девы в руках тростинки поют, уста аромат источают, а «пальцы, касаясь струны ледяной, божественный звук извлекают» [24], были однообразны и скучны. Да и оттого, что все там вечно влюблены и их чувства неизбежно взаимны, у меня лишь глаза слипались. Казалось, я не читаю, а жую безвкусный воск. Тем не менее я продолжала читать, надеясь отыскать в этих книгах хоть каплю здравого смысла и разгадать их великую тайну.
В тот день я встала с постели поздно. Потом долго читала, но так и не прониклась интересом к любовным сюжетам. Поэтому я достала стопку чэнсиньтанской бумаги [25] и принялась упражняться в каллиграфии, переписывая из хуабэней стихи. Переписав изящным бисером кайшу [26] десяток с лишним стихотворений, решила перейти на размашистую скоропись [27]. Но тут в дело вмешался ветер. Не устояв под его напором, лист бумаги слетел со стола и устремился за ограду беседки. Я с интересом проследила за его полетом. А затем, отбросив кисть в сторону, сложила в форме бабочек несколько исписанных листов. Толика магии вдохнула жизнь в бумажные крылышки. Те затрепетали, и бабочки вспорхнули ввысь. Белоснежные стайки с росчерками туши неторопливо кружили в сиянии ласкового солнца. Я подняла голову и залюбовалась тем, как яркие лучи пронизывали тонкую, словно крыло цикады, бумагу, высвечивая каждую прожилку. Эти бабочки казались красивее настоящих.
Я вздохнула, восхищаясь отменным качеством бумаги. Внезапно в павильон проникло чье-то дыхание. Я осмотрелась и увидела высокую, стройную фигуру Феникса. Он оперся на перила беседки и читал стихи, развернув несколько бумажных фигурок. Почувствовав на себе мой взгляд, Повелитель огня натянуто улыбнулся и отметил:
– Как будто недурно.
– Да, – кивнула я. – Плотная, но хорошо поглощает влагу. Гладкая, но не скользкая. На ощупь напоминает яичную скорлупу.
Строка из стихотворения в жанре цы на мелодию «Стирая шелк в горном ручье» маньчжурского поэта Налань Синдэ (1655–1685 гг.). Стихотворение посвящено жене автора. «Ледяная струна» – струна пипы (четырехструнного инструмента типа лютни), изготовленная из нити мифического ледяного шелкопряда, которая не мокнет в воде и не горит в огне.
Чэнсиньтанская бумага (
Кайшу (
«Бешеная скоропись» (