Да будем мы прощены. Э. М. Хоумс

      Стою в аудитории 304 Донцигер-Холла и приветствую каждого студента. Они едва удостаивают меня взгляда, разбредаясь по комнате.

      – Добрый день. Надеюсь, каникулы у всех были приятными и плодотворными. Пришел срок сдачи ваших работ. Прошу передать их сюда, и начнем беседу о Никсоне, Киссинджере и парижских мирных переговорах.

      Ко мне приплывает горстка работ. Глаз цепляется за заглавие: «ОТСОСАТЬ – или ВОЙНА. Парадигма тестостерона». Еще одно многообещающее: «Шашки, приятель и роль собаки Белого дома в формировании общественного мнения».

      – Здесь что-то маловато. Кто еще не сдал работу?

      У меня звонит телефон. Я отвечаю – только потому, что по какой-то идиотской причине не позволяю себе сбросить вызов.

      – Привет, Ларри! У меня занятие, ты меня буквально посреди него застал, я тебе потом перезвоню, ладно? Мой адвокат, – говорю я студентам. – По неотложным семейным делам.

      Одна из студенток фыркает. В этом есть и плюс: хоть кто-то из них следит за событиями.

      Девяносто минут я разливаюсь соловьем о сложностях мирного процесса, начатого в шестьдесят восьмом после различных задержек, в том числе дебатов насчет «рассаживания». Северный Вьетнам хотел, чтобы конференция была за круглым столом с равенством всех участвующих сторон. Южный Вьетнам считал, что нужен только прямоугольный стол, физически иллюстрирующий, что в конфликте две стороны. Вопрос был решен так: делегации Северного и Южного Вьетнама посадили за круглый стол, а все прочие участники процесса расселись вокруг за индивидуальными квадратными столами. Я сообщаю детали о Никсоне, Генри Киссинджере, о роли Анны Шеннолт, организовавшей закулисный саботаж парижских мирных переговоров шестьдесят восьмого года. Тогда южные вьетнамцы прервали переговоры накануне выборов, что помогло Никсону избраться и проложило ему путь к продолжению войны. Киссинджер за свои «усилия» получил в семьдесят третьем Нобелевскую премию мира – вместе с северовьетнамцем Ле Дык Тхо, который от премии отказался.

      Тут поток идей увлекает меня в сторону, и я потчую студентов рассказами о Марте Митчелл – не Маргарет Митчелл, авторе «Унесенных ветром», которая бросила приличного соискателя Джона Марша и вышла за Реда Апшоу (бутлегера, бившего ее смертным боем), потом бросила его и вернулась к Маршу. Нет, я про Марту Митчелл, жену бывшего генерального прокурора Джона Митчелла, он же «Уста Юга». Она пила по-черному, могла позвонить кому угодно среди ночи и гаркнуть: «Мой муж – генеральный, блин, прокурор гребаных Соединенных Штатов!» Вот про эту заведенную алкоголем миссис Митчелл я не могу не рассказать. Ее обвинения в том, что Белый дом участвует в незаконной деятельности, объявляли симптомом ментального расстройства и отметали. Потом она была полностью оправдана, и ее опыт привел к официальному признанию синдрома, получившего название «Эффект Марты Митчелл». Он заключается в том, что профессиональные психиатры воспринимают как бред рассказы пациента о событиях совершенно невероятных, – а события