Да будем мы прощены. Э. М. Хоумс
хотела бы прерывать, – перебивает пушистая волонтерка, – но вы за целый день еще успеете наговориться, а у меня работа есть.
– То ли целый, то ли нет, – отвечает ей умирающий.
– Давайте о ваших любимцах. Клички, возраст? У вас ключ от дома с собой?
– Собака – Тесси, возраста не знаю, Маффин – кошка. Запасной ключ под фальшивым камнем слева от двери. Фальшивый ключ и десять баксов.
Умирающий жужжит, чтобы заглушить наш разговор.
– Слишком много информации, – говорит он. – Больше, чем мне следует знать.
– Ага, будто вы прямо сейчас встанете и обокрадете мой дом?
– Можете записать под мою диктовку? – спрашивает умирающий.
– Могу попытаться.
Давлю на кнопку и прошу бумагу и карандаш.
– Это не сразу, – предупреждает сестра.
– Тут умирающий, который хочет исповедаться.
– Всем нам что-то нужно, – отвечает она.
Я дремлю. Во сне слышатся выстрелы. Просыпаюсь с мыслью, что мой брат хочет меня убить.
– Это не ты, – говорит сосед по палате. – Это в телевизоре. Пока ты спал, приходил коп. Сказал, что придет еще.
Я молчу.
– Можно тебе вопрос задать? Ты тот, который жену убил?
– Что заставляет так думать?
– Услышал тут разговор про человека, который жену убил.
Я пожимаю плечами:
– Моя жена подала на развод. И аннулировала мою медстраховку.
Человек с порога спрашивает:
– Кто тут просил священника?
– Мы просили бумагу.
– А!
Он выходит, возвращается с большим блокнотом и ручкой.
– С чего начать? – спрашивает умирающий. – Определенно существуют вопросы, на которые надлежит дать ответы. Трудность в том, что не на все ответы есть. Есть такие вещи, которые знать невозможно.
Он начинает разворачивать рассказ – сложное повествование о женщине. Как они сошлись и как расходились.
История красивая, затейливая, сэлинджеровская. Они не говорили на одном языке, у нее был яркий красный шарф, она забеременела.
Я пытаюсь записывать. Глядя на то, что выходит из-под пера, вижу, что получается бессмыслица. Это и текстом-то назвать нельзя. Оставленные на бумаге следы вряд ли кто-нибудь смог бы прочесть. Я сосредотачиваюсь на ключевых фразах, рисую картинки, пытаюсь начертить карту – на всю страницу, – надеясь, что потом разберусь. А он говорит и говорит, и как раз когда я уже жду, что вот сейчас будет конец, развязка, он вдруг резко садится на кровати.
– Дышать не могу! – говорит он.
Я давлю на кнопку вызова.
– Он не дышит! – кричу я. – Был бледный, а сейчас побагровел весь, даже лиловым стал!
Палата быстро наполняется людьми.
– Мы разговаривали, он как раз хотел сказать заключительную реплику и тут вдруг резко сел и говорит: «Дышать не могу».
Он отплевывается, задыхается, он в беде, а люди все подходят и подходят, как публика на спектакль. И все стоят и на него смотрят.
– Вы так и будете стоять и глазеть или будете что-то делать? –