IOHA. Александр Кларденас
gh>ЯА У МЁ НЯ ВСЕ Х
У об
На ней плате в г
Делают крузадо. А он смотрит на нее зверской- обезья
В свои полтора. Я не была фанаткой длительных отношений, ведь они часто приводят к занижению самооценки партнеров и, как следствие, потере интереса к жизни. Я предпочитала игру с голопопыми купидонами обществу хмурящихся… но ладно, это не то.
Меня зовут Юна. Я одна из образцов программы исследовательского гранта Убер Кинд. Мы что-то вроде бройлерной куры – под действием мощной фармакологии успеваем достичь психологической зрелости за первый год существования. Эта программа нацелена в то, чтобы растянуть период осознанной жизни на максимальный срок. Конечно, у всякой новой технологии есть недостатки, и наша не исключение. Мы не так быстро развиваемся физически, как того требует акселерированный мозг. Из-за этого в бытовых ситуациях периодически возникают непредвиденные конфузы, типа падений со стула и прочими вытекающими. Но не смотря на это мы ведем вполне насыщенную жизнь и даже (о, ужас!) работаем.
Конечно, по сравнению с тем, чем занимаются наши наблюдатели, работой это не назовешь. Скорее, это походит на довольно играбельную аркаду. Вот тебя приводят в стильный холл. Вот там переодевают в удобное и отправляют в спот. А споты в форме соты, Ору! Но если без шуток, то в нем есть диванчик, твердое кресло для чтения, столик, шкафчик; Вот его можно даже закрыть и слышно как будет как звенит в мозгу. В спотах мы почти не находимся. Хотя вру, некоторые сидят в них безвылазно. Их мы называем черносотенцами, и сообщить о них нечего. Видимо, дизайнерам было важно, чтобы у каждого был собственный уголок. После завтрака мы расходимся по делам. По сути – играем в игры. Только требующие немного усидчивости и внимательности. Никто особо не следит за тем, чтобы мы что-то обещали выполнить или успевали к срокам. Весь процесс изначально задумывался профанацией но, как неизменно оказывается по итогам квартала – продуктивной.
Т.О. мое утро понедельника прозаически начинается там. С девяти утра до одиннадцати я сижу где-нибудь в бесшумном месте, отвечаю на письма, планирую день. Ближе к двенадцати мы собираемся небольшими компаниями поговорить и попользоваться активными веществами кратковременного действия. Иногда к нам присоединяются наблюдатели, и мы играем в аналог детской почемучки – зачемучку. Игру эту они истово ненавидят. Я думаю потому, что в таком варианте широта их кругозора, накопленного за жизнь, очень быстро теряет всякое преимущество. После этого идем на обед. Ем одна. Для этого у меня есть особенное место на поисковом пригорке с неопреновой травой. С одной стороны он огибаем декоративными подсолнухами, а с другой на нем стоит босая гипсовая оса. Никто к ней близко не приближается, а мне нравится.
После обеда мы бродим. В ясность – по тропам в шумящих рощах и друидных дубравах; в пасмурность – вдоль пологого поля; для нашего роста, километра – более чем. Иногда я отстаю от компании и засматриваюсь на прохлаждающихся млекопитающих, и застываю в бессилии стиснуть глазами Диву пространства. Младая радость заливается в меня каждый раз от того, что я могу созерцать все совершенно так – просто. От зерцания меня отвлекают далекие голоса коллег. Они решили последовать моему примеру и тоже остановились. Наша случайно образовавшаяся система придает веселью еще и процесс. Они что-то кричат мне и смеются. Я что-то кричу им в ответ и тоже смеюсь. Благодатное благоухание трав связывает голоса и влечет их по сочному склону к обволакивающим облакам, к краю текущего мироздания. После прогулки образуется перерыв на сон. Я стараюсь длить его не более двадцати минут, но часто валяюсь и полчаса, и час. Спать днем у нас считается не зазорно, и вообще это очень даже полезно. Да и дома мне не меняют постель каждый день, а тут еще и попрыскивают разными эликсирами да микстурами.
По описанию может показаться, что наша коммуна представляет собой шайку генномодофицированных разгильдяев, праздно шатающихся по паркам за казенный счет. Это не совсем так. При всей свободе жизненного уклада, большинство из нас выбирают наиболее трудные траектории дальнейшей карьеры – становятся учеными и свободными исследователями. Некоторые уходят в секретный секретариат, но я совсем мало об этом знаю.
С трех часов мы собираемся в палатах исихазма. Там проходят занятия по различным направлениям – нееродисциплина, постэтика, псевдоистория,