Чешуя. Виталий Скрипкин

      Разгневан тайный остров бурей,

      В обвалах острых валунов,

      Гремят вершины мощью Фурий,

      Средь гор темница без замков, —

      Ведёт сырой тоннель к приюту,

      В дороге тесно одному,

      Пещеры лаз, – костей на груду,

      Упёрся сквозь густую тьму

      Там взрос дракон в цепях неволи,

      С младых когтей в плену лежал,

      Железом скован был доколе,

      Сам шире выхода не стал,

      Прошли века, часы настали,

      Природе ярость изъявить, —

      На том далёком перевале,

      Толчков подземных зреет прыть

      Вся изнутри земля забилась,

      На волю ход открылся вон,

      Где над веками тьма царилась, —

      На две твердыни сломлен склон,

      Дрожали скалы в рваном небе,

      Кипело море в лютый шторм,

      Гранита трещины на склепе,

      Почуял хищник свежий корм

      Взорвался рык с утёса страха,

      Огнём залились небеса,

      Времён слои стряхнувший праха,

      Сорвался голодом в леса,

      Стволы деревья прогибали

      Под пропасть пасти в полконя,

      Цвет неба крылья затмевали,

      Сапфиров чёрных плит броня

      Плетей удары слепят молний,

      Стихии бьются на войне,

      Раскаты грома пенят волны,

      Шипы дракона по спине, —

      Летит, разбуженный судьбою,

      Гневится злом на целый мир,

      Своею тёмную душою,

      Жжёт землю до печёных дыр

      Где дети малые не хнычут,

      Добром привыкли люди жить, —

      Вдали увидел он добычу,

      Кровавой жажды утолить,

      Махина, жалости не зная,

      Постройки сносит на пути,

      Всех света белого лишая,

      За годы камнем взаперти

      Ломались копья ран не жаля

      На пепелищах деревень,

      Клыки над павших смертью скаля, —

      Огромной тучей зверя тень,

      Проглочен скот неопалимым,

      Когтями сорваны дома,

      Поля густели едким дымом, —

      Наступит голодом зима

      Над пеплом хищно покружился,

      Добил всех раненых огнём,

      И рядом в спячку примостился

      Над тихо тлеющим углём,

      Возлёг своим надутым брюхом