Детские шалости. Леопольд Валентинович Шафранский
говорят.
Я поднимаю правую руку и осторожно подставляю кончики пальцев под струйку воды, текущую из-под крана. И вдруг я понимаю, что вода теплая, и даже – горячая.
– Ой, – удивляюсь я.
И подставляю под струю обе ладошки. Теплая вода наполняет мои пригоршни и начинает стекать по запястьям. Но здесь она уже становится холодной. Я тру ладошки друг о друга, и постепенно начинаю ощущать, что вода стала холодной, как всегда.
– Бабушка, а почему…
Но бабушка понимает, о чем я хочу ее спросить, и сразу отвечает, не дослушав вопроса:
– У тебя руки были холоднее, чем вода, вот тебе и показалось, что она теплая.
Мы вытираем руки одним полотенцем, а потом идем в комнату. Мама там уже накрывает стол для ужина.
Мы всегда ужинаем с бабушкой, когда она возвращается с работы, а папа приходит поздно и потому он ужинает один. Очень часто бывает, что я уже ложусь спать, а он все еще не пришел с работы. Мы с папой завтракаем и обедаем вместе только в воскресение.
Вечером я играю с деревянной машинкой, на которой я вожу очень важные грузы, но, как обычно, в самый интересный момент мама вдруг говорит мне, что пора заканчивать и ложиться спать. Мне, конечно, не хочется, и потому я не тороплюсь отправлять машину в гараж. И тут совершенно неожиданно появляется папа. Он прямо в пальто входит в комнату и идет ко мне.
– Валя, почему ты не раздеваешься? – спрашивает мама.
Но папа, не отвечая, подходит ко мне, протягивает свою руку и разжимает кулак. Я вижу у него на ладони птичку.
– Она живая? – спрашиваю я.
Мама тоже подходит ближе.
– Это воробей, – говорит она.
– На улице сильный мороз. Он, видимо, замерз, – объясняет папа. – Я едва на него не наступил.
– Он живой? – повторяю я вопрос, разглядывая птицу.
– Погрей, погрей его, – говорит мама папе. – Может, он не погиб еще. Подыши на него.
Папа забирает воробья в кулак и дышит на него. И папа, и мама, и даже бабушка собрались вместе и смотрят на воробья.
– Петя, Петя, – зовет его бабушка.
И вдруг воробей открывает глаза. Мы все разом охаем. У папы кулак разжат, и Петька выпархивает с его ладони, бросаясь в сторону, но сразу же падает за горшки с цветами на окне.
– Зачем ты его отпустил? – спрашивает мама. – Он же сейчас разобьется о стекло.
– А что я должен бы сделать? – отзывается папа.
Я хочу броситься к окну, но меня удерживает бабушка.
– Не пугай птицу, – произносит она, – пусть Петька успокоится. Глядишь, потихонечку привыкнет. Мы на окне ему гнездо устроим. На форточке у нас марля, так что он не улетит. Зиму перезимует, а весной выпустим.
Теперь я изучаю жизнь Петьки. Это мне папа велел изучать, как птицы живут. Первое, что я выяснил, это то, что Петька трус. Едва я подхожу ближе к окошку и пытаюсь заглянуть за цветочный горшок, за которым прячется Петька, как тут же он вылетает оттуда и садится на шкаф. Мне, конечно, залезть на шкаф невозможно. У нас нет такого высокого стула или хотя бы лестницы, чтобы я мог достать до