Поэзия ярости. Скальдическая поэзия X – XI веков. Книга I. Галина Владимировна Батуро
tion>
ПОЭЗИЯ ЯРОСТИ
Книга I
Так пой же, песню, скальд,
Пусть струны арфы плачут.
И если умирать, красиво не иначе!
ВСТУПЛЕНИЕ
История северно-германских племен вызывает значительный интерес широких кругов общественности. Викинги – гордые воины в рогатых шлемах, размахивающие боевыми топорами, презирающие смерть, предпринимающие дальние походы за золотом и славой. Но вот они возвращаются домой, совершив ратные подвиги, и скальды – боевые певцы, славословят их под звуки некоего струнного инструмента, который в поэтической речи вполне допустимо назвать арфой.
Таков стереотип народного сознания, который воспроизвела не только группа Nordverg. Ничуть не хочу показаться этаким снобом, возвышающимся над толпой. Стереотипное народное сознание ВСЕГДА право, ибо доносит из глубины веков остатки генетической памяти, которая связывает нас с нашими предками. В конце концов, русский язык – это НАШ язык, и если мы хотим называть дружинного певца словом СКАЛЬД – это НАШЕ право.
Но кроме стереотипного народного сознания существует еще тонкая прослойка «научного знания». Я беру эти слова в кавычки, потому что «научное знание», в отличие от народного, обладает лишь относительной истиной, которую некоторые снобы от науки считают абсолютной. Вчера наукой было установлено, что Солнце вращается вокруг Земли, сегодня – что Земля вращается вокруг Солнца, вчера говорили, что две параллельные прямые никогда не пересекутся, сегодня – что они очень даже пересекутся. Список якобы истин можно продолжить в бесконечность.
Итак, сегодня наука считает, что скальды – это поэты-декламаторы Северной Германии (Дания, Швеция, Норвегия), которые произносили свои стихи-висы без музыкального сопровождения.
Так, значит, «Nordverg» ошиблись? Нет, они не ошиблись в главном, донеся до нас самый дух скальдической поэзии: эстетизация героической смерти. «Умереть красиво» – это было то, к чему стремился каждый северянин, а для него это значило в первую очередь смерть в бою и посмертную славу, которая сопутствовала ТАКОЙ гибели. Поэзия скальдов – это в первую очередь героическая поэзия героического времени.
О них, Героях Высокого Средневековья и о Скальдах, Их воспевающих, пойдет речь в этой книге.
ПРЕДИСЛОВИЕ
Что мне Гекуба?
Скандинавской поэзии повезло с русским читателем гораздо меньше, чем прозе. Если исландская сага имеет своих верных поклонников, то скальдическая поэзия воспринимается в лучшем случае, как иллюстрация сюжета саг. В самостоятельной эстетической ценности ей отказано. «Темные», «вычурные» стихи, которые «невозможно понять» и «которые не добавляют ничего нового к пониманию ситуации», а поэтому их можно исключить из текста, как «не представляющие интереса» для широкого читателя. Иногда перевод дается. Часто такой, чтобы читатель сам убедился, что скальдические стихи действительно не представляют эстетической ценности. При этом остается загадкой, зачем же народ бережно сохранял, по крайней мере, пятьсот лет эти «темные» и «вычурные» вирши. О проблемах перевода скальдической поэзии будет сказано ниже, здесь же мне хочется дать некоторые пояснения к вопросу, какой мне, русскому человеку, интерес в скальдической поэзии?
Проблема взаимоотношений скандинавов и русов крайне политизирована и мифологизирована. Вызвано это, в первую очередь, широким распространением среди населения ложно истолкованной концепции «норманизма», как привнесения некой «западной культуры и цивилизации» в форме государства некими то ли «норманнами», то ли «варягами», которых почему-то отождествляют с современными шведами. Алогизм данной концепции никого не волнует, ибо то есть политический миф, призванный оправдать навязывание русским западных политических моделей государство-строения, причем не в затертые Средние Века, а здесь и сейчас.
Но, отвергая концепцию «западного» привнесения культуры и цивилизации на Русь, нельзя отказываться от изучения той реальной связи «нормандского» и русского мира, которая наличествовала на рубеже первого тысячелетия.
Для нас, русских, принятие христианства в византийском формате оказалось чревато полным уничтожением исторической памяти. Опять же, разбор причин, почему от всего корпуса светской средневековой словесности до нас дошло только «Слово о полку Игореве» не является целью настоящего исследования. Я только останавливаю внимание читателя на общеизвестном факте: отсутствии полноценного корпуса светской литературы домонгольского времени. Его нет. Для русского национального самосознания этот факт имеет далеко идущие последствия: мы не можем восстановить ментальную связь со своими предками. Мы не можем представить их полноценными людьми из плоти и крови, с их стремлениями, радостями и горем. Даже княжеский быт с трудом поддается реконструкции