Кто убил стендап-комика Лилю Колюки. Алла Краснова
где они были? – спросил я.
– Прямо здесь на кровати, под одеялом, – взволнованно сказала она.
И действительно, всё выглядело так, как будто эти тетради никто не прятал. Они просто лежали здесь, как будто Лиля сама их туда положила, чтобы перечитать на сон грядущий или что-то в них записать.
Мы так и не поняли дневники это или черновики, потому что там шло всё вперемешку, но иногда стояли даты. Последняя была 23 декабря 2023 года, то есть за два месяца до ее исчезновения, а значит она была тут совсем недавно. Теперь у нас в руках была такая ценная информация, которую ещё предстояло изучить и расшифровать.
Одна тетрадь была в клетку, на пружине, там было девяносто шесть листов, но часть из них была вырвана. Обложка была темно-красной с огромной салатовой машиной, которая была размыта, потому что мчалась на большой скорости. Скорее всего, Лиля купила первую попавшуюся тетрадку, которая ей подходила по объему, потому что обложка была вполне стандартной, если не считать цвета автомобиля, который был ровно такой, как на заставке шоу «Пятнадцать туфель», где она участвовала. А вторая тетрадь была объемом в половину меньше, с обложкой зеленого цвета. Они все были исписаны ее неровным почерком. Очень много в тетради было написано ее имя. Вероятно, чтобы снять напряжение она писала свое имя. Но меня привлекла больше первая страница, где рядом с ее сценическим именем Лиля Колюки стояло еще одно – Лиля Manyлова, то есть ее настоящее имя, где были подчеркнуты двумя линиями первые четыре буквы фамилии, как будто она хотела зацепиться за слово "many" в своей фамилии.
– Наверное, она хотела написать монолог и пошутить на тему, что ее "слишком много", но ничего не придумала, – предположила Далила, разглядывая эту запись в ее дневнике.
– Может быть, – тихо произнес я.
Мы с Далилой зависли над ее дневником, забыв о времени.
Лиля Колюки, по всей видимости, хотела написать текст для стендап-выступления, но ее записи разобрать было трудно, потому что писала она его для себя, а не для нас. Почерк у нее был неровный, но иногда он становился почти идеальным, как будто она старалась и писала за столом в тишине, в одиночестве, когда никто не мешает и спешить некуда. Иногда записи прерывались, были зачеркнуты, даже замалеваны, кое-где мы видели обычные девичьи рисунки в виде узоров, сердечек и смайликов, нарисованные синей ручкой.
– А зачем она взяла такой псевдоним – Колюки? – спросил я у Далилы. – Я знаю, что калюка – это древний музыкальный инструмент. Ты думаешь, она его имела в виду?
– Не знаю, – пожала плечами Далила. – Может быть, им она хотела подчеркнуть свою «колючесть». Или то, что ее «колюки» в добрых руках могут стать музыкой для души, а? – очень наивно Далила посмотрела на меня.
– Ты слишком глубоко копаешь, – заулыбался я. – Мы вряд ли сможем залезть к ней в голову. Вполне возможно, что она это сделала без всякой идеи, а просто сочла это имя «прикольным» или забавным, или запоминающимся. Мне вообще в ее псевдониме Колюки слышится созвучие с фамилией Патаки или Сваровски. Возможно, ей просто хотелось оригинальности, чтобы быть не такой, как все.
***
На