Последняя сказка цветочной невесты. Рошани Чокши
ак мне сказали, реставрация подлинника фресок – всё так же изображал равнодушных мускулистых богов, возлежащих среди златобрюхих облаков. Стены были увиты плющом, сквозь который скалящиеся лица каменных сатиров смотрели и тяжело дышали на гостей.
Всем известно, что каждый из отелей сети Casteñada был посвящён некоему сказочному мотиву. Я предполагал, что этот был данью уважения La Belle et la Bête – «Красавице и Чудовищу» – авторства Габриэль-Сюзанн Барбо де Вильнёв. И пусть мне не хотелось признавать, но было в нём что-то иномирное. Здесь было так прелестно, что я почти сумел игнорировать толпу моделей и диджеев, краснолицых бизнесменов и всех прочих блестяще одетых и кажущихся примитивными созданий, которых притягивали подобные места.
– Сэр? – Рядом возникла стройная темнокожая официантка. Вот уже второй раз она останавливалась у моего столика. Я выбрал сесть в самом конце зала, чтобы держать вход в поле зрения. – Вам точно ничего не принести?
Я глянул на меню рядом с беспорядочным ворохом записок, которые подготовил на вечер. Цена коктейлей начиналась от пятидесяти евро. Я улыбнулся официантке, поднимая наполовину опустошённый бокал с водой, и постучал по пустому блюдцу из-под бесплатных орехов со специями.
– Может, ещё порцию этого? – уточнил я. – Мой гость, должно быть, опаздывает.
Официантка выдавила лёгкую улыбку и удалилась, не обронив больше ни слова. Она наверняка подумала, что я солгал, сказав, что жду кого-то. Да я и сам не верил, что предполагаемый соблаговолит со мной встретиться.
После нескольких месяцев поисков гримуара тринадцатого века я нашёл зацепку, ведущую к частной коллекции семьи Кастеньяда. Поначалу мои просьбы взглянуть на экспонат оставались без ответа. Неудивительно. Я был хорошо известен в научных кругах как историк-медиевист, интересующийся сохранностью инкунабул[1]. Мне было нечего терять, кроме времени. Потому я написал письмо, часами стоял у факса, отправляя его в офисы семьи Кастеньяда по всему миру. Потерял небольшое состояние на междугородных звонках, пока наконец не получил сообщение за неделю до моего отбытия в Париж.
«Можете встретиться со мной в отеле седьмого ноября. Восемь вечера.
И. М. К.»
И. М. К. Индиго Максвелл-Кастеньяда. Наследник состояния семьи Кастеньяда.
Я ничего о нём не знал и предпочёл бы, чтобы это так и оставалось. Никогда не понимал этого повышенного интереса к богатым и знаменитым и тому, чем они живут. Вся эта неприкрытая жажда их жизни, тихое изумление совпавшими датами дней рождения… Я предпочитал иные фантазии.
Я проверил часы: 8:45 вечера.
Может, он забыл о нашей договорённости? А может, уже пришёл и просто заканчивал с предыдущей встречей?
Я почувствовал на себе чей-то взгляд с другого конца зала. В двадцати футах сидела пара за отдельным огороженным столиком, похожим на золотую птичью клетку. Мужчина поймал мой взгляд и усмехнулся.
– Алмазный мартини для дамы! – воскликнул он, прищёлкнув пальцами.
У мужчины была копна жёлтых волос, а голова выглядела слишком тяжёлой для его шеи. Он отдалённо напоминал тающую свечу. Рядом с ним сидела женщина, пышная и чувственная, как храмовый рельеф.
Бармен подошёл к их огороженному столику, толкая перед собой стеклянную тележку с коктейльными принадлежностями, и тотчас же начал отмерять, разливать, трясти. За ним следовал темнокожий, строго одетый мужчина с бархатной шкатулкой. Ювелир. Мужчина открыл шкатулку, в которой обнаружилась целая россыпь бриллиантов.
– Выбирай, – сказал женщине желтоволосый мужчина. – Бриллиант твой.
Женщина указала бледным пальцем на самый яркий бриллиант самого большого размера. Бармен протянул ювелиру холодный матовый бокал мартини, и тот бросил в напиток выбранный бриллиант. Камень утонул, словно упавшая звезда.
– À votre santé[2], – проговорил ювелир, когда бармен удалился, громыхая тележкой.
Женщина, всё ещё усмехаясь, подняла руку, словно собиралась выловить камень пальцами. Старик рядом с ней схватил её за запястье…
– Я сказал, что бриллиант твой. Но не сказал, что ты можешь достать его из грёбаного бокала.
Она казалась уязвлённой, подняла взгляд на мужчину, сузив глаза.
– Я, чёрт возьми, серьёзен, – со смехом заявил он. – Если уж так сильно его хочешь – можешь покопаться в утреннем дерьме.
Женщину, очевидно, переполняло отвращение. На миг мне показалось, что она выплеснет напиток ему в лицо. Наши взгляды встретились через зал. Она осушила бокал одним глотком, вместе с бриллиантом. А потом вызывающе вздёрнула подбородок, и её взгляд был полон отвратительного узнавания: «Ты – голодная добыча. Как и я».
Я хорошо это скрывал, но она была права: я всегда был голоден. Один миг либо безумия, либо тайны воплотил мою жизнь. И с тех самых пор я искал доказательства невозможного и посвятил всю жизнь выкармливанию этой страсти.
Веером я разложил страницы на мраморном столе, изучая свои записи
Инкунабулы – книги, изданные в Европе на заре книгопечатания. С латыни само слово incunabula переводится как «колыбель» или «начало». (Здесь и далее – примечания переводчика.)
Ваше здоровье (фр.).