Геммы. Сыскное управление. Анна Коэн
зато поодаль стоял фонтан. Илай проковылял к нему, сел на бортик и зачерпнул полные ладони снега из чаши. Лицу тоже досталось, и вонь теперь окружала его ореолом, словно благое свечение.
Какое-то время от растирал щеки и шею снегом, когда по брусчатке застучали копыта и колеса – металл и дерево, металл и дерево. Цок-стук. Четверка лошадей, не меньше. Илай сгорбился посильнее, чтобы стать совсем незаметным. Но цоки-стуки внезапно прекратились. И совсем близко.
Илай поднял глаза и увидел дверцу кареты с окном, занавешенным пурпурным атласом. Занавеска шевельнулась, а затем из-за дверцы показалась изящная ручка в белой перчатке. Она что-то держала и протягивала.
Его приняли за побирушку! Все, такого позора ему уже не пережить! Илай отвернулся еще сильнее.
– Возьмите же! – раздался девичий, какой-то неземной, хрустальный голос. – Возьмите скорее!
Илай поднял голову и увидел через приоткрытую дверцу кареты силуэт. Девушка в пышном платье с пелериной склонилась вперед, изо всех сил протягивая ему нечто. Как завороженный, он потянулся в ответ и принял предмет из ее рук.
Дверца захлопнулась, кучер гикнул, кони понесли.
Через минуту уже ничто не напоминало о том, что здесь побывала карета с удивительной незнакомкой. Илай посмотрел на кусочек ткани в своих пальцах. Кажется, ему только что посоветовали как следует утереться…
Но что-то было в нем необычное. Он развернул шелковый квадратик и первым делом заметил тонкую вышивку, изображавшую ползучие плети роз. А затем и кривую надпись… Она выглядела, будто кто-то впопыхах писал чернилами прямо на шелке, не найдя ничего лучше для записки. Послание гласило: «Вспомнишь меня – вспомнишь все».
– Вас, пожалуй, забудешь, – протянул Илай задумчиво и хотел было убрать платочек в карман синего мундира, но вдруг порывисто прижал его к носу и глубоко вдохнул. Никогда в жизни он не чувствовал подобного нежного запаха… даже подпорченного навозом.
Спустя несколько минут из-за угла показался Лес. Окруженный той самой бандой мелюзги! Все они о чем-то оживленно болтали, брат даже посмеивался.
– Вот же… пр-р-редатель.
Процессия прошествовала к Илаю и чинно остановилась.
– Что нужно сказать? – Лес сложил руки на груди.
– Простите, сударь. Мы больше не будем бить полицейских. А теперь можно погладить вашего кошкана? – это уже предназначалось Лесу.
– Теперь – можно.
Илай мрачно наблюдал, как брат придерживает Фундука за шкирку, пока дети водят по его шерсти чумазыми руками.
– Уму непостижимо! – буркнул он, когда Лес помахал детям вслед и подошел к нему. – Что это только что было?
– А то, что я обзавелся полезнейшими информаторами. И просят за свои сведения они немного, – хохотнул яшмовый гемм. – Дети везде одинаковые, хоть в городе, хоть в стане степняков. Себя, что ли, не помнишь?
– Таким не помню, – прокряхтел Илай, поднимая оледеневший зад с каменного бортика фонтана. – Я всегда был нормальный.
– Всенепременно, – ухмыльнулся брат, подставляя