Восприемник. Константин Александрович Алексеев
тремление запутать следы. Шаховцев вдруг поймал себя на том, что идет, низко опустив голову, словно боясь быть узнанным. И нет-нет да и косится исподлобья по сторонам: не мелькнет ли в людской толчее кто-нибудь из знакомых.
Несмотря на будний день, на «Комсомольской» было полно народа. В вестибюле стояла привычная сладковато-удушливая вонь, характерная для привокзальных станций. Почти круглый год здешние бичи постоянно просачивались в метро, отравляя и без того несвежий воздух тошнотворным запахом бомжатины. Все это добавило Шаховцеву еще больше нервозности, и он с облегчением перевел дух, когда, миновав турникеты, сбежал вниз по эскалатору и вскочил в первый же подошедший состав.
Угнездившись на сиденье в конце вагона, сквозь прикрытые веки он напряженно наблюдал за попутчиками. Казалось, каждый из них исподволь с подозрением косится на него, распознав его нарочитую безмятежность и притворную усталость…
– Шах! – вдруг отчетливо донеслось сквозь шум поезда.
Он вздрогнул, инстинктивно вжавшись в сиденье.
«Узнали!..»
– Шах! – повторил все тот же высокий и, как показалось, злорадный голос. – Ну, чего тормозишь?
Шаховцев медленно повернул голову и увидел двоих юнцов, по виду старшеклассников, уткнувшихся в экраны дорогих, навороченных мобильников.
– Ну? – в который раз с нетерпеливым азартом произнес тот, что сидел ближе.
– Не ну, а вот тебе! – отозвался его приятель. – Пока ты моего короля обкладывал, твоему ферзю кирдык пришел!
Шаховцев перевел дух и нервно усмехнулся: совсем дошел – уже везде соглядатаи мерещатся да слышится собственная кличка! А всего-то пацаны режутся через блютуз в сетевые шахматы. Ну а если бы даже это оказался кто-то из знакомых – что тут такого? Уж неужели бы не нашел чего сказать, придумать? Тем более, о том, что произошло, еще никто не знает…
«Вот так и сходят с ума!»
Он взглянул на свое отражение в окне вагона. Из темной глубины на него смотрел крупный молодой мужик с помятым угрюмым лицом. Настороженный, почти затравленный взгляд, двухдневная щетина, всклокоченные, как со сна, волосы – к этому его нынешнему облику меньше всего подходило то давнее прозвище.
Получил он его, как водится, в первом классе. Школьники вообще редко величают друг друга по именам, да и по фамилиям тоже нечасто, переиначивая их во что-то уменьшительно-смешное и часто обидное. К примеру, отличницу Ленку Лагутину сходу нарекли Гутей, главного заводилу Юрку Петрова – Петриком, а его, Ваньку Шаховцева, в первые же дни окрестили Шахом.
Поначалу он не на шутку обижался и бросался в драку, безжалостно разбивая в кровь носы обидчикам. После нескольких таких стычек с одноклассниками испуганная учительница даже вызвала в школу мать, и та потом целый вечер объясняла Ване, что прозвища в детстве бывают у всех и его – нисколько не обидное, а даже наоборот. Ведь шах, поведала сынишке Ольга Григорьевна, это большой правитель и очень уважаемый человек.
Это неожиданное воспоминание, проклюнувшееся откуда-то из глубин памяти, заставило невольно улыбнуться. Тотчас же Иван ощутил настойчивый зуд под ложечкой и понял, что дико хочет есть.
Поезд, вынырнув из туннеля, мягко притормозил на станции. Поднявшись, Шаховцев подхватил сумку и, выскочив из вагона, почти бегом направился к эскалатору.
Пройдя мимо теснившихся на асфальтовом пятачке ларьков с шаурмой и аляповатых павильонов с киосками, он обогнул торговый центр и наконец нашел, что искал: маленькое кафе с неприметной вывеской.
Внутри было безлюдно. За угловым столиком размеренно хлебал чай чернявый, южного вида мужчина с пышными смоляными усами. По-видимому, он был хозяином заведения, поскольку взглянул на вошедшего не коротко-равнодушно, а пристально, оценивающе и тут же подал знак молодой девчонке, по виду молдаванке, лениво протирающей столы. Та мгновенно сделала стойку, обозначив какую-то уж чересчур приветливую и потому кажущуюся фальшивой улыбку:
− Здравствуйте! Проходите, пожалуйста. Желаете покушать?
Фраза была явно заученной, причем последнее слово сто к одному было из обихода владельца забегаловки − так обычно говорят на Востоке. Усмехнувшись своей проницательности, Шаховцев принял от девушки меню в огромной кожаной папке, похожей на ту, что носят к докладу чиновники, и, сделав заказ, расположился за дальним столиком.
В ожидании еды он попытался отвлечься от мрачных мыслей, подглядывая за хозяином кафе и официанткой, стараясь угадать, связывают ли их только деловые отношения или нечто большее. Шах знал, что многие гастарбайтерши из бывшего Союза спят со своими хозяевами. В свое время у Ивана на «Университете» квартировала такая же девица-молдаванка с редким именем Виорика. Трудилась она на маленьком рынке около метро, где Шаховцев отоваривался продуктами. Днем стояла за прилавком, зазывая покупателей, а вечером предавалась плотским утехам с хозяином «точки» − седовласым бакинцем Арзу. Пока того не отбила новая продавщица – блондинистая хохлушка с пышными формами и наглым напористым характером. Виорика же, считавшая хозяина в душе чуть ли не законным